Если вкратце - проблемы, очень много проблем, много то ли блядства, то ли насилия, я так точно и не могу ответить на этот вопрос. Первый раз стопроцентное насилие, к тому же ещё и пьяной меня. Мне тогда только-только исполнилось 15.

Потом Леня, который барабанщик и первая любовь, скажем так, отнёсся к моему опыту с осуждением, а не сочувствием, и с того момента у меня совсем крыша поехала, подозревала у себя раздвоение личности, потому что никак не могла понять, почему я веду себя именно так, когда доходит до дела. По сути никогда этого не могла даже самой себе проговорить, но, видимо, сначала было насилие, а потом я пыталась верить, что мне все это нравится, и что я делаю это по своей воле, потому что не могла признать, что это не так, а других объяснений быть не могло, в результате я на достаточно долгое время себя расщепила на две части, по-моему, я их называла просто первой и второй, но может там ещё что-то было, давно, но в дневниках, думаю, можно найти.

Мне и сейчас трудно это писать, просто потому что признавать, сколько раз я позволяла насилие над собой адски страшно.

Но при этом на протяжении многих лет такого рода интерес был единственным, который я знала, и единственным, что хоть как-то помогало мне иметь хоть сколько-нибудь приемлемую самооценку. Я была уверена, что меня никто и никогда не полюбит, но меня хотя бы хотели, значит, я всё-таки хоть сколько-то привлекательна. Правда, потом я начала натыкаться на высказывания и тексты в интернете, мнения от друзей и приятелей, что чтобы переспать с кучей девушек нужно быть альфа самцом, и это круто, а чтобы переспать с кучей парней нужно просто быть блядью/шалавой/давалкой и тд, и внешность тут вообще не важна, тут я ещё больше съезжать начала.

Потом я наконец-то начала встречаться с парнем, в которого была влюблена, но он был девственником, меня не хотел, и с этим все было очень плохо, я потом долго пыталась утешать себя мыслями, что он просто был латентным геем, но все это было очень неприятно и унизительно.

Потом был человек, с которым я поделилась какими-то мыслями, которые могла сформулировать, что вот, я не знаю, что такое оргазм, завидую всем мужчинам до отчаяния и трясучки, мечтаю, чтобы появилась реальная возможность изменить пол, ибо так, как это возможно сейчас, это ничего толком не изменит. Поныла, человек стал бросаться словами, что мне просто нужен хороший мужик, и порывами меня "вылечить", это сейчас я понимаю, насколько это абсурдно, а тогда поверила и зацепилась, потому что это был шанс, так это для меня выглядело, я была одержима этой мыслью и в итоге через несколько месяцев все же соблазнила того парня, а через недельку где-то узнала от нашего общего друга, что "ему не понравилось", и решила, что теперь стану фригидной, что в этом совсем нет смысла, ведь ни я, ни мои партнёры не получают удовольствия.

Потом был ещё один, который пытался меня "лечить", но единственное, чего он этим добился, это того, что просто ничего не изменилось. Может быть, было бы лучше, если бы тогда все и прекратилось, но нет. Со следующим постоянным партнёром у меня начались уже физические проблемы, которые за девять месяцев регулярного секса (для моей жизни абсолютный нонсенс) доросли уже до полноценного вагинизма, хорошо хоть теперь, спустя примерно два года после того, как это началось, я всё-таки узнала, что это такое. Но это не меняет факта и степени пиздеца, в котором я теперь нахожусь.

Огромная разница: читать дневники или читать каналы людей с прл, биполяркой, психологов, психотерапевтов, бросающих алкоголиков. Суть в том, что все эти люди не просто пишут о том, как им плохо и ничего не делают, они проходят терапию. Главное, что я в этом беру, это смелость и решительность продолжать заниматься с психологом, уверенность в том, что несмотря на то, как это иногда (читай - часто) трудно, как остро я чувствую конфликтность своих отношений с психотерапевтом, я больше не собираюсь прекращать терапию. Я больше не считаю, что я могу справиться сама, я и так давно уже так не считала, но сейчас осознаю как никогда отчётливо, насколько губительна эта мысль. Через каналы я учусь, что менять врачей, менять препараты это нормально, учусь мириться с тем, что одного того, что я иду на сессии и пью препараты недостаточно, что это только самое начало, и я не поправлюсь тут же. Я знакомлюсь с тем, как работает эта система, чтобы избавиться от навязанного нездоровым обществом страха. Я больше не отрицаю то, что мне плохо, и я не здорова. Не моментами, не только в текст, я и вслух стараюсь преодолеть стыд и отчаянное желание говорить окружающим, что я здорова, молчать о своих реальных проблемах. Восприятие и схемы поведения очень значительно меняются. Например, когда я действительно признаю, что мне тяжело даётся то или иное действие, похвала себе, слова о том, что я молодец и справляюсь перестают быть формальностью, которая временно давала небольшой подъем и немного сил, это постепенно становится не позитивной аффирмацией, а все больше констатацией и закреплением факта. Признание себя, своих чувств самоценными, а не накрученными, прекращение самоуничижения и задавливания негативных эмоций внутри себя. Это все очень сложно. Сложно полноценно признаться себе и миру, что мне больно, не для того чтобы кто-то меня пожалел и уделил мне внимания, а для того чтобы признать и осознать свое состояние и разбираться, что с ним делать дальше. Мне все ещё важно, чтобы меня понимали и слушали, но моё "нытье" это больше не просто нытье, это место, где я могу рефлексировать и учиться работать со своими негативными реакциями. Изначально я создала себе место, где я могу открыто говорить о том, что чувствую, я надеялась, что это поможет окружающим лучше понять меня, надеялась, что наконец-таки начну получать столько сочувствия, внимания и любви, сколько мне нужно. Этого не случилось. Но появились другие потребности. Я уже несколько раз говорила об этом вслух.

Все началось в одно воскресенье, после ингресс операции. Я была с сайпалом в отеле в подмосковье и попросилась куда-нибудь, где можно было бы остаться одной, меня пустили в большое помещение, в котором стоял стол для настольного тенниса и небольшой, вроде как двухместных самолёт. Я сидела на одном из двух стульев, которые там нашла, свалив верхнюю одежду на второй. Через какое-то время я свалила туда же лифчик, сняла его, потому что он, казалось, ещё сильнее сдавливает грудную клетку, в которой всегда гнездится самая сильная моя тревога и страх. Примерно с тех пор я больше не ношу лифчики, только топики, которые не давят так сильно. На протяжении примерно двух часов я говорила по телефону с Мильтой. Большую часть этого разговора я почти не переставая рыдала. Как будто снова этому научилась. Всхлипывала, вытирала слезы, скапливала рядом горы использованных салфеток. Этот разговор стал для меня поворотной точкой. Больше все не могло продолжаться так, как было до этого. Возможно, я рыдала о своих страданиях, обо всей боли, которую я пережила за свою жизнь в попытках найти любовь, узнать, что такое любовь, испытать ее. Мильта говорил простые и понятные вещи, то, что мне давно уже было известно и понятно, но стоило услышать это из уст моего партнёра, чтобы наконец перестать принимать происходящее как нечто нормальное или даже само собой разумеющееся. Чтобы наконец-таки осознать, что все мои отношения нездоровые, и нужно меняться, существенно меняться, если я не хочу, чтобы мои отношения в скором времени неминуемо закончились. Мильта говорил о том, что мы живём в постоянном напряжении и совсем не отдыхаем. Я понимала, что это правда, стала думать о том, что с Гошей было так же, стало казаться, что во всех моих отношениях все было точно так же. Я думала о том, что со мной что-то очень серьезно не так, раз я создаю такую атмосферу в отношениях с теми, кого я люблю, что так жить нельзя и это срочно надо менять, если я способна что-то изменить. Я думала о том, что именно я привела ситуацию с Гошей к тому, чем всё закончилось, что я была причиной регулярных истерик, тому, как ему было тяжело и плохо со мной, что он никогда не поднимал руку на девушку до меня, я вспоминала атмосферу, царившую на Соколе и на Достоевской, когда мы жили там вдвоем. Страх потерять человека, которого я люблю, Мильту, отчаяние от того, что я, возможно, просто такая, и ничего не могу изменить и потеряю его. Мне было так страшно, стыдно и больно, что я не могла остановить слезы, я совсем ничего не могла. В тот момент я очень сильно зациклилась на мысли о своей ответственности за ту боль и те страдания, которые приходится испытывать моим спутникам. Я чувствовала себя ужасно. Какое-то время мне казалось, что все совсем безнадежно, было страшно, тяжело дышать, я уже плохо помню, что происходило со мной той ночью. Помню, как я пришла к решению, что я обращусь к психологу, и как мне стало легче. Я решила, что не буду пытаться решить внезапно выросшую передо мной огромную проблему самостоятельно, а обращусь за помощью к специалисту. Это решение не далось мне просто, после многократных неудачных опытов с психотерапевтами, психологами и психиатрами, было очень сложно заставить себя поверить, что врачи всё-таки могут помочь. Но я чувствовала себя настолько отчаянно что даже самая слабая надежда на то, что с текущим положением всё-таки можно что-то сделать была спасительной, и я зацепилась за нее. То, что к тому моменту моя мама уже почти полгода занималась с психотерапевткой, и я могла наглядно наблюдать, как ей становится лучше и насколько легче становится с ней жить оказалось в этот момент решающим. Как раз незадолго до того воскресенья мама сказала, что ее психотерапевтка, в отличии от большинства других, согласна брать на терапию родственников, и может консультировать меня на тех же условиях, что и маму, если я решу вдруг к ней обратиться. На этом закончился разговор, я стала брать себя в руки, позвала сайпала, и мы около получаса играли в настольный теннис. От этого занятия мне стало гораздо легче, перед сном мы ещё немного поговорили, и я смогла уснуть. Сайпал не задавал никаких вопросов, только поделился тем, как отчаянно девушка на ресепшене просила меня забрать. Видимо, несмотря на размер помещения и кажущуюся изолированность, она слышала всю мою истерику. Было стыдно, но я постаралась максимально быстро выбросить это из головы.

‌Затем было несколько сессий, наводка на первый канал девушки с биполярным расстройством личности от Марс в одном из постов, целый день, проведенный за чтением ее дневника с самой первой записи, потом все больше и больше подобных новых каналов-дневников, и новая поворотная точка случилась в Китае. В этот раз Мильта сказал и подтвердил письменно, что мы расстаёмся, а я осталась одна, в пустой квартире, чужой стране, но с интернетом, возможностью связаться с друзьями и с психотерапевтом, а самое главное с постепенно формирующейся к тому моменту мыслью о том, как изменить наши взаимоотношения из непрекращающееся боли и драмы и создать место, в котором можно было бы отдохнуть. Чем больше я думала об этой задаче, тем больше разворачивалась от Мильты к себе. Мне надо было работать над своим состоянием и восприятием, это было очевидно. И в тот день в Китае, почувствовав, что происходит очередная драма, я стала сопротивляться, я решила, что я не хочу страдать. За всю мою жизнь я успела найти только один гарантированный и надёжный способ спастись от истерики и боли, оказываясь на пороге - звонить друзьям и говорить. И я стала писать и пытаться созвониться со всеми, кто теоретически как-то мог помочь. Да, мой страх быть ненужной, беспокоить, навязываться никуда не делся, и чтобы написать каждому, кому я писала, мне нужно было переступать через этот страх, преодолевать его. Через несколько часов молчания Мильты я все ещё была жива, не в истерике, не плакала, мне не было больно, я больше не чувствовала такой сильной растерянности, как в первый момент. К вечеру я уже имела примерное представление о том, как мне жить дальше. Я созвонилась с психотерапевткой по Скайпу. Я все ещё была немного растеряна, но когда я ложилась спать, я знала: каким бы ни встретило меня утро, я смогу жить дальше, я научусь жить дальше, я справлюсь. С тех пор уже было ещё несколько ссор, но я больше не позволяю себе погружаться в страдание, я отказалась от него, я больше не хочу его испытывать. Мне может быть тяжело, но я больше не накручиваю себя, я чувствую то, что чувствую, и понимаю, что я учусь справляться с этим. Кажется, что Мильта тренирует меня быть устойчивой, но это не так, мне не нужны подобные тренировки. Все меняется очень сильно. И вот сейчас в одном из каналов я наткнулась на книгу Робин Норвуд "Женщины, которые любят слишком сильно", со ссылкой. Я прочитала предисловие, думала так, полистать, но скачала электронную версию целиком из документов в ВК, когда доступная бесплатно на сайте ознакомительная часть закончилась. Я не была уверена в том, что буду читать книгу до конца, но в итоге не могу от нее оторваться. Не в том смысле, что я читаю взахлёб, хотя и в этом есть доля истины. Я стараюсь читать медленно, делаю закладки, выписываю цитаты себе и друзьям, останавливаюсь для того, чтобы обдумать прочитанное. Сейчас я почти не могу говорить и писать ни о чем другом, кроме этой книги. Для меня она меняет абсолютно все. Я постепенно начинаю понимать, в каком обществе живу, как работают механизмы взаимоотношений. У меня очень много мыслей, иногда мне кажется, что я ими захлебнусь, иногда я думаю о том, как мне жить дальше в перевёрнутом мире. Я останавливаюсь и признаюсь себе, как и почему я влюбилась в Мильту. Рассматриваю свои отношения с матерью, отцом, в своей семье. Я вспоминаю свои мысли и реакции, оцениваю, чем они были продиктованы. Я отдаю себе отчёт в нашем с Мильтой танце, в нездоровой основе и течении наших отношений. Я больше не считаю, что вся эта атмосфера - это моя вина, не беру на себя всю ответственность, провожу границу между своей болезнью и болезнью моего спутника. Я ещё раз, все более осознанно, принимаю решение о прекращении страданий. Я больше не согласна действовать так, как удобно, привычно, понятно. Я хочу быть счастливой и здоровых отношений. Я пока ещё смутно представляю, как я смогу к этому прийти, но отчётливо понимаю, что на это потребуется много времени. Но. Я больше не согласна считать драмы нормой, принимать болезненную зависимость за любовь, страдания - необходимой ценой любви. Я меняю все, прямо сейчас, и мне в этом трудно. Но я верю, что это возможно. Не через неделю, месяц или полгода, но когда-нибудь. Я просто больше не хочу болеть. И теперь это больше не для того чтобы сохранить отношения с Мильтой. Напротив, если я пойму, что Мильта категорически отказывается лечить свою болезнь, а я начну действительно справляться со своей тягой к драмам, если я пойму, что отношения безнадёжны, а я способна их закончить, то я надеюсь суметь это сделать. Потому что запрос изменился. Из отчаянного желания во что бы то ни стало удержать мужчину, которого я люблю, он превратился в решительное намерение прекратить страдать и научиться быть счастливой. И это гораздо сложнее. Но я буду читать книжку дальше, заниматься с психотерапевтом, пить назначенные антидепрессанты и учиться. Бороться стоит не за то счастье, которое вот с этим конкретным человеком и ни с кем другим, а за счастье быть свободной от любых зависимостей, в том числе и от мужчин и отношений. Счастье быть собой, счастье быть целой, счастье не цепляться за то и тех, кто причиняет боль, только лишь потому что это моя привычная и знакомая боль. Вот за это я сейчас борюсь, и не с кем-то другим, а с собой, со своим подсознанием.

Учусь по-настоящему вслух, серьезно и громко говорить окружающим о том, что мне плохо и том, что это серьезно, важно, это не блажь, а болезнь. Может быть, когда-нибудь смогу и с бабушкой или даже с бабушками об этом поговорить.

Моя жизнь сейчас кажется мне адом. Бесконечным и совершенно бессмысленным. Я не знаю, что и зачем я делаю. Кажется, единственно только для того, чтобы не мучать себя тем, что не сделала этого раньше, и не делать тогда, когда это может оказаться ещё сложнее, чем сейчас. Я сама замучила себя до полуживого состояния. Хочется сдохнуть. Даже не страшно, что я снова там же, откуда, как мне казалось, я окончательно выбралась. Сил нет. Вымоталась истериками и бесконечной нервотрепкой. Чувствую себя ничтожеством. Хочется засунуть все эти "надо" кому-нибудь в задницу. Зачем я все это делаю? Почему я не испытываю никакой радости? Почему меня преследует тревожность, с которой я никак не могу справиться? Можно я накурюсь? У меня ничего нет. Можно я нажрусь? Блять, у меня нет денег.

Спасите, кто-нибудь, пожалуйста. Я падаю обратно. Я не могу это остановить. Со всех сторон на мне закрывается яростный и крепкий капкан. Я сама его для себя придумала. Но спастись не могу. Я, в отличие от Лонли-Локли, не знаю, за что я себя прокляла.

Мне безвыходно, но не страшно, и это хуже всего. Я падаю, но мне это знакомо, мне не страшно, мне как будто даже хочется туда вернуться. Чтобы снова не надо было требовать от себя этой чудовищной ответственности и тащить себя через силу, насиловать, верить, что в этом есть смысл, что когда-нибудь станет лучше, когда-нибудь будет радостно и счастливо.

Я не хочу писать, что "я справлюсь" ни себе, ни другим, я устала справляться, устала верить, устала быть сильной. Я очень хочу сдаться, сложить ручки и лечь в гробик. И мне становится легче от того, что я просто позволяю себе признаться, что я все ещё ужасно далека от выздоровления.

Пожалуйста, помогите мне найти место, где я смогу быть слабой. Пожалуйста. Я загнала себя именно этим. Я все. Я кончилась, я уже труп.

Я не хочу молчать. И не хочу больше себе врать. Это не помогает. Где бы взять сил на эту жизнь.

Что ж мне так грустно-то, а? Вторая ночь подряд с сидром и непониманием, как взять себя в руки.
И почему-то одиночество. Почему? Что со мной опять?
Настолько не хочу, чтобы кто-либо обо мне переживал, настолько уверена, что если говорить окружающим, что у меня все хорошо, если писать позитивное, то так и будет? Настолько уверена в силе самоубеждения? Полезла чистить скриншоты, а там переписки с Тошей о Гоше и, собственно, с ним самим… Очень много. И это тяжело. И странно. И очень хочется радоваться, что закончилось, и умом понимаю, что здесь все доводы к тому лишь, что это все надо было закончить ещё раньше, и он пытался, и я пыталась, и так все это глупо и безнадежно… И я молодец, что в итоге закончила. И молодец, что оставила в прошлом. И. Черт черт черт. Черт. Черт. Я не могу. Писать об этом, говорить об этом, думать об этом. Не. Могу. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что это был ад. Настоящий ад.

Я снова бегаю от людей.
Ни с кем не хочется сближаться.
И ни с кем не хочется встречаться.
А секса хочется только тогда, когда я не трезвая.
Неприятно то, какой я стала.
Но большей частью себя я считаю, что так правильно, и так и надо.

Ну все правильно же: секс это грязно, развратно и унизительно, заниматься сексом - быть шлюхой, или по крайней мере чувствовать себя таковой, даже если все доводы логики говорят о том, что это не так. Потому что заниматься сексом надо только в отношениях. И целоваться. И все остальное. А отношений я не хочу. Это глупо, особенно с учётом того, с кем именно я последним встречалась, и как мы расстались, но я все равно чувствую, что прошло ещё слишком мало времени, чтобы идти дальше, я не готова открываться никому так, как это неизбежно происходит в отношениях, я не готова никого любить. Я не хочу никому себя посвящать, но не справлюсь с тем, чтобы любить, не отдавая всю себя без остатка. Я хочу привести в порядок саму себя, хочу чувствовать себя хотя бы комфортно в своей жизни, в своём теле и в своих обстоятельствах. Я уверена, что я слишком неполноценна и раздроблена, чтобы брать на себя какую-то эмоциональную ответственность, а отношения это неизбежно ответственность. При этом время идёт, и несмотря на то, что я понимаю, что ничто не происходит быстро, что мне нужно время, я всё-таки паникую от того, что изменения если и есть, то они незначительны. И стоит мне только обрадоваться, что вот, я уже какое-то время, ура, не чувствовала бесконечного желания умереть, что прошло уже несколько недель (невероятно много), как я не существовала, обезумевшая, с одной единственной четкой мыслью в голове: я хочу умереть. И вот стоит мне только прикинуть время "улучшения", немного этому поверить, как в тот же день, или на следующий что-то происходит, вероятно, незначительное, но вот я снова сижу с пустым взглядом и думаю только о том, чтобы умереть. Или вот происходит хороший день, я с кем-то общаюсь, улыбаюсь, смеюсь, чувствую лёгкость, даже знакомлюсь с кем-то, думаю с недоверием: неужели мне хорошо? Анализирую, уверяюсь, радуюсь ещё больше, подпеваю музыке в наушниках. Но, к сожалению, старая я все не возвращаюсь, только мелькают отблески, отголоски, обманывают меня, и тем больнее потом снова осознавать себя все такой же беспомощной и несчастной, как и раньше. Осознавать, что мне все еще не лучше, что тревожность никуда не делась, а только местами усиливается, что случайно поставленый в столовой лучшим врачём моей клиники диагноз - это все та же неизменная психосоматика. И вот я думаю: организм не обманешь. Я могу колебаться, но все же иногда отвечать "хорошо" или "отлично", и верить в свой ответ, но после этого не пройдет и пары часов, когда я снова буду усилием воли успокаивать дыхание, или поминутно напоминать себе о том, что мне нужно сосредоточиться, но всё же остаться в полной прострации, или бегать туда-сюда, в туалет и обратно, надеясь, что боли в животе пройдут, или пить воду, ложиться отдохнуть, выходить проветриться, или пить успокоительные от тошноты, потому что все это чертова психосоматика. Или снова застревать в метро, не в состоянии подняться.

Я каждый день утешаю и успокаиваю себя. Говорю себе: посмотри, тебе уже не так плохо, как было совсем недавно. Говорю себе: ты можешь, или: ты справишься.

Я, собственно, что хотела рассказать. Когда Верис только написал, я вдруг так обрадовалась, почувствовала, что кому-то могу быть интересна. Настроение повысилось, а это ведь, правда, по-настоящему бывает со мной так редко, что я не могу не обращать на это внимания или не придавать значения. А тут вдруг меня отшивают. Не я, а меня. И снова логика работает, и я понимаю про тараканов, провожу аналогии, действительно не чувствую обиды. Но настроение возвращается обратно, к исходному состоянию. И справляться с этими шатаниями из стороны в сторону трудно. Радость от улучшения оказывается в десятки раз слабее боли осознания, что я снова в своей привычной, знакомой, но от того не менее ненавистной апатии, и снова во мне бурлит либо бесконечная жалость к себе, либо, когда я от нее устаю, или вместе с ней - все то же желание умереть.

Я ненавижу себя за то, как остро реагирую на любые мелочи. Ненавижу себя за эту слабость, за неспособность сдвинуться с, как кажется, мертвой точки. Я кажусь себе застрявшей, и от того безнадежной.

На самом деле, сейчас мне действительно лучше. Хуже всего было в июне. Тогда это "я хочу умереть" пребывало в голове абсолютно перманентно. Когда я не думала, а так было большую часть времени, именно эта фраза фоном плыла в сознании. И сначала я писала, пыталась, просто потому что делиться мыслями и состоянием с другими людьми действительно помогает разобраться в себе структурировать, и от того, что делишься, просто напросто легче. Так было, когда эти мысли только начались, и я писала: Марине с Аней, писала Ваку, писала Тоше, Нитаю. Но мне не становилось лучше, эти мысли крутились по кругу в голове все чаще, и в них не было существенных изменений, потом изменения прекратились, и осталось только бесконечное желание умереть, в котором больше нечего было анализировать, и полное отсутствие каких-либо других желаний, в котором тоже нечего было структурировать. Скоро мне уже было нечего рассказывать, и я поняла, что только лишний раз треплю нервы людям, которым я, возможно, все еще дорога, несмотря ни на что, что им нужно быть благодарной и их нужно беречь, и не надоедать. И я перестала делиться, но не перестала чувствовать. Я стала разговаривать сама с собой в текст. Я чуть не потеряла тех немногих друзей, которые у меня остались, даже Аню и Мариной. Я чувствовала вакуум и несчастье, и никакого смысла, даже толики не находила. От меня даже психолог отвернулась: сказала, что мне надо в клинику неврозов, если все настолько плохо.

Но сейчас легче. Это хорошо. Но и пугает. Потому что я почти уверена, что ближе к декабрю все вернётся, все будет точно так же, и дай бог, если не хуже, если я хоть как-нибудь снова справлюсь со своей жизнью, если сумею удержать разваливающиеся обстоятельства от полного крушения и уничтожения. Страшно, что время идёт, а я все ещё не готова, чтобы справляться. С чем? С сессией. Это она на меня подействовала так. Вне сессии можно отвлекаться, можно не брать на себя особо много ответственности, понимая, что я на это не способна. Но вот только с экзаменами я не справляюсь. У меня куча долгов. И я стараюсь о них не думать, потому что знаю, какое состояние меня ждёт, если я позволю себе в это погрузиться. И точно так же убегаю от мыслей о грядущей сессии, как от прошедшей. Не знаю, на что я надеюсь.

Я безнадёжная, понимаешь?

Со мной сейчас так скучно. Говорить не о чем, предлагать что-либо делать я не стану, наоборот, за меня все нужно решать, куда-то вести, как-то развлекать. Вместо классного человека, с которым можно круто пообщаться и провести время, мои друзья получают черте-что. И я постоянно чем-то недовольна к тому же. И энергия из меня не прет, как раньше, как все привыкли, и чего от меня ждут. Из-за этого время получается какое-то скомканное, пустое. Естественно, мне это не нравится. Особенно ярко я это чувствую, когда приезжаю к брату. Нам нечего делать. Со мной скучно. Нигде я не нужна больше, чем здесь. И нигде я не бесполезна настолько, как здесь. Такие дела.

Нужно смотреть на себя, всегда смотреть и критиковать себя, учиться. Это не первая, не последняя ситуация. Учись, вырабатывай схемы. Железно запомнить: справляться надо самостоятельно, ни на кого не полагаясь, не искать никого, не пытаться выплескивать или сдержать до времени. Плохая, блять, тактика!!! Нужно гасить раздражение и гнев. Спасибо таблеткам, его сильно меньше, но нельзя же на них полностью полагаться. Мысли типа меня всю жизнь терпели - верные, но это не значит, что на них стоит зацикливаться. Stop it. Остановилась, действительно. Положительно настраивающая музыка - хороший приём, это тоже в какой-то степени способ работы над собой. Такой, какая я сейчас, я нравлюсь людям значительно больше. Мама говорит, что ей стало легче и самокопаний, что нет ощущения стояния на пороховой бочке, которая в любой момент может взорваться, и поэтому она себя даже немного отпустила. Бабушка говорит, что ей со мной спокойно и уютно, и что она бы предпочла, чтобы именно я надевала памперс. Марс приезжала ко мне отдохнуть. Но я все равно бешусь. На маму, на Пашу, на врачей, и больше всего на себя. Именно над этим надо работать. Я сама себе такой нравлюсь. Есть соблазн остаться навсегда с этими таблетками, лишь бы нравиться. Хотя я и понимаю, что нужно учиться самой. Я сменила задачу с "быть в приподнятом настроении" на "быть спокойной", чтобы видеть себя настоящей и без преукрас, ставить себе выполнимую задачу. Я хочу быть нормальным человеком. Чтобы меня не приходилось терпеть. Не идеальной. Не лучше других. Просто не хуже. Чувствую себя неполноценной, впрочем, этот эпитет мне знаком с самого детства. Можно слышать и не слушать, а стоит ли? Конечно, режет слух, когда из раза в раз говорят о недостатке, о главном, но вместо того чтобы вбить в голову, стёрла значение слова и сделала его пустым, выработала автоматическую защитную реакцию. А теперь смотри внимательно и учись принимать и воспринимать себя заново. Мне казалось, что я много разговариваю сама с собой. Ошибалась. Слишком мало. Учись, учись, учись. Давай себе конкретные инструкции, наблюдай. Постепенно я учусь видеть себя сама, вместо того чтобы требовать мнения от окружающих. Перестать быть слепой это круто. Папа попал в точку, когда посоветовал мне "цветы для Элджерона". Но это только самое начало. Грустно, что так много времени потеряно. Мне уже двадцать. Два года это тоже хорошо и правильно. Я не понимала, но я совершенно не готова ни к чему серьёзному, хотя другого уже не хотела. Поэтому все пусто. Сама очистила горизонт. Учиться, учиться, учиться. Жить осознанно, а не зацикленно на себе.