9:02 29.08.17

Что-то вроде. Мм. Пафосно. “А теперь пора двигаться вперёд”. Мыслей много. И неудивительно. Здорово, что они проснулись. Но начать стоит не с них, а со строго описания, по порядочку, событий вчерашнего дня. Вчера я сумела написать и одну фразу: “трудно переоценить значение этого события в моей жизни”. И я себе не прощу, если это не будет задокументировано. И на этом с предисловием надо заканчивать.

Итак, вчера был понедельник, 28.08.17. Эту дату со временем я ещё запомню. Это достаточно неожиданно, но мне сложно описывать события по порядку, сдерживая/откладывая выплеск эмоций. Значит, даже если я сонная, если я спокойна и ни капли не взбудоражена, я всё ещё могу быть переполнена эмоциями? Сомнительно, но о своём состоянии я ещё подумаю позже. Надеюсь. А сначала, правда, вчерашний день, зебрушка.

Началось все, пожалуй, с переписки с Дафаней. Я в очередной раз писала о своём состоянии, ничего нового. Кроме одной мысли, появившейся уже ближе к концу рабочего дня. Суть в том, что мои мысли и намерения касательно моего ближайшего будущего показались мне похожими на то, что произошло с Димой, когда мы расстались. Далёкий 2013 год. Уход из универа и ото всех социальных связей. А ведь как похоже на то, что кажется мне сейчас самым вероятным дальнейшим развитием событий в моей жизни. Эта ассоциация не повлекла за собой дальнейших размышлений, нет. За этим последовали только действия. Первое, что я сделала, это написала Маше. Это та самая девушка, с которой мы когда-то мельком познакомились через Диму, и которая все эти годы являлась единственной ниточкой, связывающей меня с этой частью моего прошлого. Мы списывались раз в полгода, год или полтора. Обменивались новостями из своих жизней. Я присылала свои посты, она, как всегда, бурно эмоционально на них реагировала. Как всегда, я спрашивала, нет ли новостей от Димы, но вот уже несколько лет была только пустота. Мы не знали, чем он занимается, после того, как ушел из универа. Не знали, там ли ещё живёт. Мы не знали, жив ли он ещё, или нет. Она была его подругой когда-то. Я была его девушкой, и когда-то, в прошлой жизни, я любила его до безумия. И вряд ли когда-либо ещё кого-нибудь полюблю так сильно. Это была точка, в которой Дима был центром моей вселенной, и из которой моя последующая жизнь разворачивалась спиралью. А для Маши это был первый друг. Так что мы обе беспокоились. Молча. Итак, информации все так же ноль. А сколько лет прошло. Спросила у Маши, ездила ли она к нему в Кубинку, без задней мысли. Подумала, можно ли там что-то узнать. Ответила, что нет, и шанс крайне маленький. А я вспомнила, как приезжала на день рождения, и первые попавшиеся же девушки знали его, привели меня к его дому и потом узнали мне его домашний номер. Я сама ответила себе на свой же вопрос: городок-то маленький, все друг друга знают. Вполне может получиться. Хотя бы просто узнать, жив он или нет, может быть, чем он занимался после, все это время… И вдруг, неожиданно для себя решила, что точно поеду. И именно сегодня. Почему вдруг - самой бы понять. Но вот. Подумала, что вот если не ехать туда, то чем я буду заниматься? Играть в ингресс вокруг работы? Планировала в музеон зайти, может, полинковать. Он как раз стоял зеленый, чистенький. Или сразу домой, и ещё один пустой вечер безделья. Так какая разница, куда двигать тело, если все равно что вокруг пустота, что внутри пустота. Что я теряю, если съезжу в Подмосковье? В конце концов можно там поиграть, уники собрать. Чем не повод? Время - разменная монета, когда состояние настолько похуистическое. Что есть я, что нет меня. Все равно ничего не делаю. Все в помойку. Поэтому решиться было так просто.

31.08.17 9:21
Ближе к концу рабочего дня убежала наверх искать несколько новых карточек. Татьяна Вячеславовна и Диана не работали. Обнаружила подобранные карточки на среду (через день) с распечатанными анализами. Пациенты к тому моменту уже все были обзвонены, я была не шибко занята, так что села проверять. Пока привычно копалась в анализах, думала, когда бы посмотреть карту, как поехать, когда. Самым логичным решением (насколько здесь вообще может быть логика) было собраться с мыслями/силами и поехать сразу после работы, без лишних сомнений и мыслей.

20:49

Яндрекс посоветовал мне поехать на электричке с филей. Я обрадовалась, что не придется ехать с белорусской и ловить дополнительные флешбеки. Попала под дождь на филях, поспрашивала дорогу у прохожих, снесла/захватила/проапала пару-тройку порталов, подождала ближайшую электричку, благо, долго ждать не пришлось. Села в последний вагон, вспоминая многочисленные обсуждения “электричко-фарма”, п8з на каждой платформе, ну и главного: что достать порталы на станциях больше шансов, если сесть в последний вагон и хакнуть отъезжая. Вполне логично. Было бы, если бы везде были порталы в рендже из элок. Ух, как же мне не хватает смайликов в тексте. Совсем я одичала. Я честно пыталась +- на каждой станции ловить униквизиты, кое-где апать, один портал даже до п8с доделала. Почитывала мангу, вслушивалась в музыку, ни о чем не думала. Интернет работал с перебоями. Мелькала мысль о том, что, возможно, в кубинке у меня с этим будут проблемы. Однако, пронесло. Прибыла на платформу. Дорога пронеслась незаметно. Открыла карту, когда подумала: “наверное, уже скоро должна приехать”, а там через одну выходить. На предпоследней улыбалась как дурочка (или без “как”?) и фоткала поле через грязное стекло. “Тут мы с Димой гуляли/сидели, когда я последний раз приезжала”. Подумать только, четыре года! Это целая жизнь. И вот, я снова оказалась там. Как? К чему нужны риторические вопросы?

И вот, добралась, доехала. “Это кубинка?” “Да”. Вышла из состава, пошла по платформе, вглядываясь в лица, ожидая в любом встречном узнать Диму. Ага, именно так. Я быстро осознала, что на то, чтобы спрашивать людей у меня смелости не хватит. Смутно узнала мост в город, вышла в нужную сторону, двинулась по порталам в приблизительно нужном направлении. Кажется, с теми девушками мы шли именно сюда. Да? Да ведь? Черт. Неузнаваемо. Ни здания, ни магазины, ни улицы. Все чужое. Совершенно незнакомое место. Линк, линк, поле. Пятерочка, две баночки алкоголя: медовуха и сидр. И на пробу, и для смелости, и от нервов. Все сразу. В одну руку баночку, во вторую зонтик, черт, а сканер-то куда девать? Там еще порталы есть! Ладно. Первая баночка выпивается достаточно спешно, прямо в магазине, и на небольшом тупичке неподалеку, в котором не было порталов, но который показался смутно знакомым. Вернулась на подобие главной улицы, пошла дальше по порталам, пока не начала узнавать дома. Да, вот в одном из них, одинаковых, я помню, жил Дима. Уникапч, еще уникапч. Под полюшком больше ничего не сделаешь. Порталы кончились, а дворы еще есть, и пока еще незнакомые. Сканер убран. Стоп, вот этот закуток, зелень, штука какая-то непонятная, отдаленно детские качели напоминает, это ведь… Это то, да? И цифра 6 почему-то кажется нужной. Смутно, без толики уверенности, решаю все же, это он, это его дом. Захожу во двор. Качели, это ведь те самые, с которых я читала девушкам стихи Бродского наизусть, да? “Речь о пролитом молоке”, но прошло уже столько лет без повторений, что едва ли я сейчас смогу прочитать пару-тройку восьмистиший оттуда без запинки. Скамейка, в сумке нет ничего хрупкого, можно сесть на нее. Сканер убран, так что небольшой дождь больше не беспокоит. Пришло время второй баночки. Выпито чуть больше половины. Я поглядываю вокруг, но ничего особенно не думаю. Привстаю, пытаясь понять, достаточно ли я уже пьяна, чтобы задавать людям странные вопросы. Чувствую: почва подо мной не тверда, значит, пора. Давно уже пора действовать. Подошла к двум мужчинам неподалеку. “Здравствуйте. Можно задать вам странный вопрос? Вы знаете Диму Чернавина? Он где-то здесь должен жить” “А сколько ему лет?” “22 должно быть” “Нет, не та возрастная категория”. Вернулась к своим вещам, допила баночку. Да, действительно, нужно молодых ребят спрашивать. Но поблизости больше никого не было. Я собралась и выдвинулась со двора, думала, пойду к платформе. Если попадется кто-то - спрошу, нет - значит, не судьба, не сейчас. Мне потребовалось четыре года на эту попытку. Сколько еще лет пройдет, прежде чем я сделаю еще одну?

Я прошла буквально метров двадцать, поднялась повыше, и увидела за домом молодого парня у машины, решила у него спросить, но он говорил по телефону. Из машины вышла, вероятно, его жена, с маленьким ребенком. И все-таки я подошла спросить. Знают. “Ну, давно уже не видели, пару лет. А жил он вот в этом доме” Иду за ними, стреляю сигарету, прикуриваю. “Раз, два, три, четыре, в пятой квартире. А чего ты ходишь, позвони ему просто, так гораздо больше шансов что-то узнать, чем что ты его вот так где-то случайно встретишь”. Да, сказала, что потеряла связь с человеком. Спасибо. Подошла к подъезду, теперь уже зная точно, что это здесь. Спросила у парня, стоящего рядом с машиной, все тот же странный вопрос. Да, знает, видел вчера. Фух, боже. Отлегло. Жив. Пишу Маше, мол, так-то и так-то. Узнала, что живет еще тут, вчера, вон, видели. Жив. Вот и адресок есть, если захочешь. Думаю вот, звонить ли в домофон, или и так уже узнала достаточно? “Да звони, не покусает он тебя, столько времени прошло”. И она была права. И я позвонила. 5. Стоп, инструкция, надо еще В нажать. Ок, заново, 5В. Отвечает низкий мужской голос. “Дима?” “Да” “Это Полина. Если есть возможность, пожалуйста, выйди ненадолго” “секундочку”. Последние две фразы говорим друг другу путанно и неразброчиво. Захожу за стенку, сердце стучит как сумасшедшее. Сейчас выйдет. Аааааааа, вышел. Это был единственный момент за весь день, когда я нервничала и волновалась. Удивительно, но все остальное время я была спокойна. А я, как всегда, глупенькая. Он вышел, мы поздоровались, кажется, даже обнялись по-приятельски, и первое напряжение спало. А я, да, хотела в туалет, после двух баночек-то. И сообщила об этом. Вернулись к нему, и слава богу. Тепло, сухо. А обувь-то уже вся мокрая, и холодно. В квартире ни-че-го не изменилось, все то же. Извинялся за бардак, но по сравнению с моей комнатой у него идеальный порядок. Учуял, что от меня несет перегаром. “Ты что, пила?” Ну да. Но ничего такого. Заварил мне чаек, и сели разговаривать. Это было так странно. Будто не было этих четырех лет…

Все, дальше просто фактов и описания событий недостаточно. Дальше - разговоры, сплошные слова-мысли-эмоции. Я много смеялась. Наверное, потому что была пьяна. Мне было хорошо с ним. Мне было с ним так комфортно, будто ничего существенного не изменилось. Будто он все еще родной… Я, как всегда, несла какую-то чушь, и недостаточно хорошо следила за тем, что говорила. Все еще перебираю то из сказанного, что сумела запомнить, и переоцениваю. Мелькнула мысль о том, как много раз я себе представляла эту встречу, и что, похожа ли реальность на мое воображение? Ванильные сопли. Да ну.

3.09.17 16:09

Я спрашивала, чем он занимался все это время. Оказывается, он отслужил. Помню, он сказал мне об этом еще на улице. Дима - и в армии, представить трудно, если речь о прошлом. А что сейчас? Да не то что бы он изменился. Вместо дредов или длинных волос с челкой теперь короткие. Бородка растет. Как был дрыщем с тончайшими руками и ногами, так и остался, и шорты все те же. А потом, после армии? Ни-че-го. Ни работы, ни учебы. Последние пару лет даже в Москву не выбирался. А домашний все тот же, просто его в какой-то момент отключали, буквально на пару дней. Видимо, сколько бы я ни звонила, я просто попадала не туда и не тогда, когда нужно. И это хорошо. Все случается вовремя, и я встретилась и поговорила с Димой тогда, когда прошло достаточно времени, чтобы я была к этому готова. Рассказывала про ингресс, поездку в Европу, про Гошу и сломанный нос, и все мельком. Сказала, что вот, после Димы 2,5 года у меня никого не было. Вспомнила, что мне написал Дафаня, когда я рассказала о своих странных намерениях: что встречу Диму с женой и ребенком/детьми. Он ответил, что иногда думал обо мне так же. Четыре года - это много. А для него, говорит, это в момент пролетело, ведь ничего не происходит. Я рассказывала про ПСТГУ. И я говорила ему, откуда это взялось, что все началось с того письма и сравнения с Региной. “Серьезно?” - и искреннее изумление на лице. Да, Дим, серьезно. Ты понимаешь, насколько я была на тебе повернута, насколько безумна? Спрашиваю, и чувствую, как огромный камень у меня на сердце потихоньку рассыпается и уходит. Ведь я “была” безумна. Ведь вот мы сидим рядом, говорим о чем-то, я смотрю на него, и мне не хочется рыдать, умолять его вернуться или чтобы снова все было как раньше. Мне даже сейчас писать об этом странно, потому что тогда я не думала ни о чем подобном. Мне было комфортно рядом с ним, мне было радостно его видеть и с ним общаться, мне даже время от времени хотелось его обнять. Но. Ничего, абсолютно ни-че-го больше. Я больше не хочу быть с ним. Время вылечило. Или, может быть, Гоша. Думаю, если бы не то, что у меня уже были серьезные отношения после, то меня вполне могло бы снова переклинить. А так что? Дима доставал рахат лукум, пытался меня угостить, а я спрашивала, смеясь, сколько ему лет, этому рахат лукуму. Тогда дима убирал его обратно, доставал откуда-то другой, уже помоложе, и я снова смеялась. А Дима улыбался, хотя и не много. Больше всего мы говорили про депрессии, скажем так. Когда я упомянула, что три месяца не выходила из дома, он ответил, что он тоже. В разные годы, но оба зимой. Тогда, когда дома сидела я, он был в армии. Рассказал, как и когда были немногочисленные эмоциональные подъемы за это время, как ему хотелось заниматься разными вещами, но он понимал, что скоро это закончится, и как в один “прекрасный” день проснулся и понял, что все. Я не знаю, как об этом писать. Я спрашивала, если его нет в соцсетях, то где он есть? Как он общается с людьми? Никак. Есть ли у него друзья? Если ты о тех, с кем каждый или почти каждый день связываешься, то нет, нет таких. Нет, я давно уже не про такое. Те, с кем хотя бы раз в несколько месяцев. Мама. Нет, я не про семью. Тогда нет. И тебе не одиноко? Ответил, что нет, и я почему-то ему верю. Сейчас я его понимаю. Но смотреть на человека, который уже несколько лет является просто нахлебником и ничего не делает - это грустно. Странно, очень странно и непонятно мне, но я все еще считаю его потрясающим человеком. Он все такой же спокойный, рассудительный. Он все так же умен. Снял с меня еще два груза: сказал, что после у него еще были девушки. И все было хорошо. Сложней всего было задать именно этот вопрос, вернее, это был единственный момент, когда я замешкалась и мне было трудно: связано ли как-то то состояние, уход из ВУЗа и соцсетей со мной и нашим расставанием? Нет. Ответил, что я тут ни при чем. И я внезапно поняла, что ошибалась, когда думала, что хотела бы, чтобы это было со мной связано. Я винила себя столько лет. А Дима помог мне.

Отрывочно, в несколько заходов я все-таки объяснила, почему приехала, и почему именно сегодня. Кажется, он вздохнул с облегчением, когда понял, что я ничего особенно от него не хочу, и что с прошлым это мало связано. Несколько раз я спрашивала о том, как мне с ним связываться, если что, где, обменяемся ли мы контактами. Последний раз уже на платформе, когда он вышел проводить меня на предпоследнюю электричку в Москву, 22:27, и время показалось мне смутно знакомым. Разговор шел легко и непринужденно, поэтому я так и не заметила и не заострила внимание на том, что он не отвечал на этот вопрос, и не давал контактов. Это было настолько нормально и буднично, будто так и надо, будто так и должно было быть. И вот, уже подъезжает электричка, и я снова говорю, что мы же так и не обменялись контактами. Сказал, что найдет меня. Я вспомнила, как он упоминал, что если ввести в запрос зебра в пальто, то будут только пальто с расцветкой зебры. Я тогда посоветовала ему вводить транслитом, и тогда будут уже исключительно мои странички. Удивительно. Значит, он искал? Хорошо, Дим. Улыбаюсь, обнимаю на прощание, говорю: оставляю это на тебя. До встречи. Разворачиваюсь, ухожу в электричку. Сажусь в вагон, смотрю в окно, а он еще там стоит. Улыбаюсь, машу - прощаюсь еще раз. Он машет в ответ. Электричка отбывает. Вот и все. И я. Счастлива. Да. Что поехала - не пожалела ни на секунду. Даже сейчас, спустя почти неделю. Что встретила его, несмотря на то, в каком виде я была - счастлива. А я была в зеленых маминых джинсах, сваливающихся настолько, что он это заметил, с хвостом грязных сальных волос, как обычно, ведь утром сложно вставать раньше, а вечером уже не было никаких сил. Все как обычно. Да и на лице у меня все было далеко не идеально, впрочем, бывало и хуже. И все-таки я позвонила в домофон, и все-таки я встретилась с ним. А он - такой же, пропахший потом, с нечищенными зубами. И все это настолько не важно, что даже смешно. Все дело в том, что мне уже не нужно быть красивой перед ним, или, тем более, идеальной. Это просто человек, с которым меня связывает общее прошлое, и человек, который мне, в связи с этим, все еще дорог и важен. Мда, я тут улыбаюсь сижу, потому что внезапно осознала, что в моем настоящем к нему отношении нет совершенно ничего общего с прошлым. И это прекрасно.

А теперь итоги. Есть несколько принципиально важных моментов по результатам этой поездки. Во-первых, и это, вероятно, самое главное, и суть того, зачем я вообще ездила: я не хочу становиться такой же, я не хочу бросать все. Я категорически не хочу повторять этот подвиг. Я работаю и содержу себя, и это значимо, когда я рассказываю о том, чтобы сходить выпить в бар с очень вкусным сидром карамельное яблоко, и задними мыслями понимаю, что у него просто нет денег, чтобы потом заплатить за себя, и 300р за бутылочку это не так уж и мало. Я все еще учусь, все еще пытаюсь, борюсь, я все еще не сдалась. Я все еще чего-то стою. Я не хочу быть нахлебницей. Это - в самую последнюю очередь. Вполне вероятно, что Дима просто не все мне рассказал, и все совсем не так ужасно, как это в итоге для меня выглядело. Что ж, так даже лучше. Я подумала о том, чтобы все бросить, съездила, и увидела своими глазами, чем это может закончиться (так проще думать, хотя я и понимаю, что слово конец тут вообще не к месту). Не то чтобы я тут же бросилась делать долги и все наладилось, и ушло желание умереть или сбежать. Совсем нет. Но в пятницу я послушно пошла на первые пары в этом учебном году, а в субботу на еще один предмет, и говорила с преподами о том, что уезжаю в Грузию и буду отсутствовать на части пар и зачете, и договорилась, как это возместить. Я больше не хочу сдаваться, и не позволяю себе этого. Я больше не бросаюсь в панику. Почти. Я стараюсь. Это отвратительно трудно. Но у меня появилось немного, ну, не то чтобы уверенности, скорее надежды на то, что я могу справиться. Я могу. Я могумогумогу. Потому что я хочу. Потому что я не пустое место. Я чего-то стою в этой жизни. Я чего-то могу добиться. Хотя бы того, чтобы завершить начатое. Не идеально, не отличницей, не с красным дипломом, не без хвостов и долгов. Но я сама хочу закончить вуз и получить диплом. Я слишком много раз в своей жизни бросала все. Больше не хочу. Не хочу чувствовать себя ни на что не способной, ничтожной, бесполезной, глупой. Не хочу чувствовать себя пустым местом.

Вся жизнь наполнена историями. Да, в моей жизни “история” - это именно про Диму, однако это, пожалуй, изменится. Одна история заканчивается, начинается новая. И с каждым человеком своя. Эти связи и паутина. Эти бесконечные сложности. Когда-нибудь я смогу принять, что их бесконечность - это нечто хорошее. А история с Ваку - она, безусловно, еще не закончена, пусть даже мне и кажется, что это конец. И если так будет надо, то когда-нибудь мы еще обязательно встретимся.

И последний итог это ответ на вопрос: “а что дальше?” Ничего такого. Прощаясь с Димой я понимала, что он вряд ли скоро со мной свяжется, если вообще свяжется. И я не испытываю по этому поводу ни обиды, ни грусти. Я просто это понимаю, и вполне осознаю, почему именно так. К тому же и мне это не было нужно. Но я знаю, и это знание трудно назвать решением, потому что я его не принимала, оно просто было и есть, что пройдет время: может быть, несколько месяцев, может быть, полгода, год, или два, не знаю. Просто пройдет время, и я приеду снова, если он не свяжется со мной раньше сам, если вспомню, если буду свободна, если ничто этому не помешает. Я больше не держусь за него, так что мне некуда торопиться. Но я была бы рада снова с ним увидеться, поболтать вот так, узнать, как он, поделиться своими последними новостями. Я была бы рада, пожалуй, если бы он просто немного был в моей жизни, как Леня, например, и еще больше была бы рада просто быть в его жизни, совсем чуть-чуть, чтобы разбавлять одиночество/уединение, и, возможно, служить напоминанием, что есть люди, которым он дорог, и которым на него не плевать. На этом, пожалуй, все.

Второе касается Ваку. Я скучаю по нему. Иногда сильнее, иногда даже настолько, что я прокручиваю переписки, последние и другие, что были раньше, смотрю, когда он был в сети последний раз, или где последний раз отмечался в иитц, хочу написать ему, связаться с ним, но понимаю, что мне не стоит этого делать. Что я могу ему сказать? А какие будут последствия? Могу ли я не навредить? Нет. И пока ответ таков, я должна держаться от него подальше. Мне было очень плохо, потому что я думала, что это - конец. Что я потеряла его навсегда, что я больше никогда не смогу связаться с ним, пообщаться, увидеться. И вот тут начинается связь с моей поездкой. Прошло четыре года. Я написала историю, и даже продолжение, спустя полтора года после окончательного расставания и последней встречи. Я не забывала, я вспоминала и думала, но я привыкла думать обо всем этом как о чем-то, что закончилось окончательно и бесповоротно. Я думала, что мы больше никогда не увидимся, хотя иногда, конечно, представляла себе, что мы встретимся случайно где-нибудь. Сколько раз я переходила на белорусской с мыслью о том, как я выгляжу, насколько красиво одета, хорошо накрашена, в каком настроении я, счастлива ли я, после встречи с Гошей, или как раз к нему еду, или что-то другое случилось. Обдумывала, что я могла бы сказать, если бы мы вдруг встретились. Сейчас я знаю, что это не имело смысла, ведь он не приезжает, но отделаться от привычки уже сложновато. И вот на следующий день я утром еду на работу, как всегда, через белорусскую, и думаю, что его тут нет и не может быть, и почему-то улыбаюсь от того, что теперь я это знаю. А суть в том, что, как бы удивительно это ни было, ничто не заканчивается. Истории с людьми не окончательны. Я любила Леню. Прошло пять лет, и мы пересеклись на мосту, случайно, и стали снова видеться, и я снова немного в него влюбилась, и завершила все мыслимые и немыслимые гештальты, и сейчас мы почти не связываемся. Хотя я всегда радуюсь, когда он вдруг пишет. Но мне сложно вспомнить, когда мы виделись последний раз. Эта история закончилась, он остался просто знакомым, но при этом очень дорогим для меня человеком, и если ему понадобится моя помощь - я всегда отзовусь, и если у него происходит что-то хорошее - я искренне за него радуюсь, а если плохое - то переживаю. Я любила Диму. Прошло четыре года. И я приехала к нему, нашла его. Мы снова встретились, несмотря на то, что я была уверена, что этого больше никогда не случится, и мы общались, словно старые приятели. Ничего не заканчивается. Никто не уходит из нашей жизни окончательно и бесповоротно, если этот человек жив. Только смерть является точкой. Все остальное - сплошные запятые и точки с запятыми. Может быть, это научит меня проще относится к тому, что люди уходят. Может, пройдет четыре года, и я встречусь с Гошей, и мы поговорим, и окажется, что все в прошлом, а что было, на самом деле, не так уж и плохо. Может быть… Меня спросили, остались ли у меня еще такие незавершенные гештальты. Подумала, ответила - да, это Лена. Это тоже то прошлое, в котором я мысленно осталась той, какой была, когда мы расстались. Но, говорю, это невозможно. Она живет в Польше, да и без этого, это в любом случае было бы невозможно, и на то было много причин, а сама вспоминаю вписку у Миклашевской и чувство, что душу в клочья разорвали. Но, кто знает, быть может пройдет еще пять, десять, двадцать, пятдесят лет, и мы встретимся, и все, что было в прошлом, окажется далеким, незначительным и неважным, может быть, когда-нибудь я смогу отпустить, принять, понять, и тогда новая встреча сможет завершить гештальт. Может быть, когда-нибудь я пойму, что мне надо сказать, чтобы завершить эту историю.

{Начало истории выложено ниже под заголовком "история"}

Дима Карташов – давай останемся никем
Да не бывает такого в природе
Чтобы два сердца, что были полные эмоций
Разлюбили, замерзли одновременно
Одно из них по-любому любовью бьется

На повторе одна и та же песня, а я сижу и в очередной раз перечитываю «историю». Читаю сейчас фанфик, в нем по сюжету главный герой уже одиннадцать лет влюблен в свою подругу детства, и вот он начинает с ней встречаться, у них все взаимно, но он влюбляется в ее брата и расстается с девушкой, понимая, что любит ее только как сестру. Мне этот сюжет дается нелегко, читать тяжело. Я пропускаю через себя, пытаюсь понять его, пытаюсь принять, что такое бывает, понять, что чувствует этот человек. И, вроде как, поняла. Сегодня в электричке дочитала до того момента, где он расстался с девушкой, как она плачет, и его размышления, его чувства с этим связанные. Я все проецирую на свою жизнь, в голове сами собой начинают всплывать строчки из песни Карташова, и крутятся до самого дома, не переставая. Я уже очень давно хотела написать то, чего в том посте не было. Важные детали, которые я опустила, дальнейшее продолжение истории, ведь это был не конец. Я не смогла позволить всему закончиться вот так. И я напишу сейчас. Все, что смогу. Пускай прошло два года с нашей первой встречи, пускай прошло так много времени, я ведь все помню. И никогда не забуду, просто не смогу. Интересно, смогу ли я вымучить это сегодня?

Самое сложное, пожалуй, это хронология. Но я попытаюсь. Писать только правду, без пощады, не оберегая себя. Начало конца случилось двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года. Кто-то, думаю, еще помнит, что именно на этот день была назначена дата конца света, о котором уже приблизительно за два года до этого начали достаточно активно говорить. И по сей день я считаю, что мой личный конец света прошел ровно по расписанию. На тот момент у меня были не просто плохие отношения с матерью, нет, они были отвратительными. Последние где-то две или три недели до того дня у нас постоянно происходили стычки, которые включали в себя крики, бросание вещами, возможно даже драки, выбитые двери. Именно тогда мама впервые выбила мою дверь. Я в очередной раз заперлась на щеколду в комнате и ревела, сидя за компьютером, кому-то, скорей всего, писала. Она пнула ногой нижнюю часть двери и доска оттуда выпала. Она смогла пролезть в дырку, моя защита исчезла окончательно, мне больше некуда было бежать. Потом я то же самое сделала с маминой дверью, мы продолжали ругаться. В какой-то момент она выбила дверь так, что, видимо, повредились петли, и я потом еще какое-то время, пока ее не починили, не могла закрыть дверь. Кто знает, как я боюсь открытых дверей, возможно, поймет, какое это испытание. Мне было тяжело, я не знала, чем мне заниматься в жизни, металась из стороны в сторону: археолог, повар, что-то связанное с музыкой, востоковед. Чего только в голову не приходило. С Димой же шел уже второй месяц отношений, переломный момент уже произошел, так что необходимой мне поддержки от него не было. Я искала ее именно в нем и только в нем, и почти не находила. В ту пятницу, а это была именно пятница, у меня сдали нервы. Я решила, что не могу больше так, что не могу выносить это давление. Я не могла сбежать даже в свою комнату, я не могла расслабиться и не могла быть спокойной, находясь в своей собственной квартире. Я собрала рюкзак и ушла из дома. Я позвонила своему другу, Феде, и спросила у него про вписку. Декабрь месяц, на болоте не сезон, но у меня ведь были знакомые, которые могут помочь. По крайней мере я на это надеялась. Федя не стал спрашивать о подробностях, сказал, что он сидит с компанией ребят в кафе «вокзал» на новослободской, и что потом они поедут к кому-то там на дачу. Я поехала к ним. Сидела, чувствовала себя не в своей тарелке, и ждала, когда мы поедем. Когда мне позвонила мама, я спокойным голосом (как будто я могла бы иначе) сообщила ей о том, что я не собираюсь сегодня возвращаться домой, и что в ближайшие пару дней тоже не приеду. Я даже сказала ей о том, где я нахожусь, мне и в голову не могло прийти, что она приедет за мной. И это было одной из самых больших ошибок в моей жизни. Она приехала в тот момент, когда мы уже собрались и выходили из кафе. У меня с собой помимо рюкзака была гитара, потому что на тот момент я еще училась и считала чрезвычайно важным обязательно заниматься каждый день. Гитара была у Феди. Мама сразу крепко взяла меня под руку и не отпускала, я же пыталась вцепиться в Федю, пыталась убежать, просила ребят помочь мне. В компании было несколько рослых парней, которые по моим расчетам вполне могли меня освободить, но они не лезли в семейные дела. И они были правы, сейчас я это понимаю, но только не тогда. Все это было чрезвычайно жалко, унизительно и глупо. Мы шли по улице, я все надеялась, что мне кто-нибудь поможет. Единственное, чего я хотела – это сбежать. Я стала одержимой этой мыслью, больше ничего не имело значения. Мы зашли в метро, я прошла по карточке, мама же, не отпуская меня, протиснулась через турникеты вместе со мной. У эскалатора все остановились. У меня начиналась истерика, я умоляла, до последнего умоляла Федю помочь мне, но он только бессильно пожимал плечами и говорил о том, что не может. Я чувствовала, как разрушается весь мой мир, как разлетается на осколки то, что я считала своей жизнью. Федя уехал вниз, а я, смотря на его удаляющуюся фигуру, видела, как перед глазами все трескается и разбивается на множество осколков. У меня началась истерика. Мать вытащила меня из метро. Теперь она уже тащила меня, я сопротивлялась изо всех сил, отказывалась идти, отталкивала ее, пыталась высвободить руку. Но я слабее. С каждой секундой меня все больше поглощало отчаяние, глаза застлали слезы, я перестала четко видеть, что происходит, и где я. Я кричала прохожим, просила о помощи. Кричала, что она мне не мать, что я не знаю, кто она такая, и сама почти верила в то, о чем вру. Сердце раздирало предательство друга, и я требовала помощи у вселенной, хоть у кого-нибудь. Но все только шли мимо. На улице было темно, а я до сих пор помню, как она тащила меня от одной станции метро до другой. Там идти совсем недолго, а у меня до сих пор перед глазами всплывают машины, припаркованные вдоль узенького тротуара. От новослободской до менделеевской. Это был самый яркий по эмоциональному состоянию момент в моей жизни. Я думала, что никогда не смогу об этом написать, и долго, для меня – действительно долго, целых полтора года, я не могла никому об этом рассказать. Только этой весной в Питере я впервые пересказала тот день Крис. В метро я продолжала просить о помощи и говорить, что я не знаю, кто она. Мы стояли в ЛОВД и милицейские спрашивали, кто я, а я продолжала повторять, как будто ничего больше не знаю, что я не знаю, кто она, говорила, что я – Блинкова Елизавета, просила помочь. Они мне не поверили. Когда до моего сознания все же дошло, что мне светит ночь в обезьяннике, я признала, что она моя мать и пошла за ней вниз по эскалатору.

Мы доехали до дома, я снова колотила молоточком из автобуса по столу, рыдала, запиралась в комнате. Я позвонила Диме. Я плакала, мне казалось, что во всем мире я совершенно одна, я теряла свое место, я теряла ориентацию в пространстве и времени течения жизни. Но у меня было чудо, и я стала цепляться за него, за последнюю ниточку. Несмотря на то, что весь мир уже лежал в руинах, в наше «мы» я все еще верила, для меня это было несомненным. Человек, с которым я – единое целое, человек, с которым я проведу всю свою жизнь, которого я люблю, растворяясь в нем, и который любит меня так же. Мне нужна была опора. Я проваливалась сквозь пол, чувствуя, что нет почвы, что я зависла в вакууме, бессильно размахивала руками и болтала ногами в поисках опоры. Я попросила его сказать что-то. Дабы не врать, признаюсь, что я не помню точно, что именно я его попросила сказать. Суть: я хотела услышать от него подтверждение того, что он со мной есть и всегда будет, я хотела услышать про будущее, гарантии. В ответ я услышала то, чего услышать совсем не ожидала: «я не могу тебе этого сказать, прости». Я все еще была в истерике и в отчаянии, я хваталась за ниточки, а они ускользали у меня сквозь пальцы. Это привело меня в ярость. Я стала уже не просить, а требовать от него объяснить причину молчания. Сначала просто спросила: «почему?», но он отказался отвечать. Он бросил трубку, и я писала ему во вконтакте, что дам ему пять минут, чтобы сформулировать, я была уверена, что больше времени и не нужно. Я не понимала, и не могла понять. Он продолжал отказываться, писать, что не может, что это не так просто, что требует больше времени. Он сбрасывал мои звонки. Я сорвалась: написала, что он бесхребетный, что слабый, раз не может, что мне не нужен такой парень в таком случае. Я стараюсь, я пишу правду сейчас, и только правду. Я добавила Диму в черный список, написала на клочке бумаги о том, что уже сожалею об этом, что точно знаю, что уже завтра буду звонить, писать, извиняться. После этого мне позвонил Федя. Я наезжала на него, говорила, что он предал меня, и что я никогда его не прощу, а он смиренно извинялся и сказал, что любит меня. Он имел в виду дружеское, но тогда я поняла его неправильно.

На следующий день я действительно написала Диме, и он снова сказал, что ему нужно время. В этот раз я готова была ждать. Еще через полтора дня после этого он написал мне, что он видит себя только с одним человеком, и это не я. Конец, дальше написано еще в «истории».

Теперь другая сторона тех же событий, то, как все это было с его стороны, и сейчас я знаю об этом достоверно, больше нет никаких белых пятен в моих картах событий, нет сомнений. Для Димы все началось значительно раньше. Он встречался с девушкой по имени Регина, которую даже не любил толком, по крайней мере он, вероятно, до сих пор так считает\говорит. Она всегда была недовольна тем, какой он, критиковала, наезжала за то, что он не соответствовал ее идеалам, а он укорял самого себя в том, что не может быть таким, каким его хочет видеть Регина. Он менялся, причем очень сильно. И тот Дима, в которого я влюбилась, был Димой, которым его сделала Регина. Сколько они встречались точно я не помню. Год, полтора, два. Знаю точно, что в тот момент, когда мы с ним познакомились, было полтора года с их расставания. Они продолжали все это время общаться, а он сублимировал, задротничал в учебе, и ждал, когда она вернется, надеялся на это. Это были полтора года его депрессии. И тут появилась я, похожая и одновременно не похожая его бывшую девушку, целеустремленная, оптимистичная, активная, дредастая, улыбчивая и заинтересованная в нем. Первый месяц отношений все было ровно так, как я и писала: взаимность с двух сторон, он чувствовал и переживал то же самое, что и я, переживал наше «мы», любил меня всем сердцем и душой. «Мы» было единым. Потом ему призналась в любви Регина. Он засомневался, и любой бы на его месте заколебался. Он любил меня, но получил то, чего так долго ждал и хотел. Его ожидание закончилось, но он колебался: «а как же Полина?». Это продолжалось в течение трех недель, а мои слова о его слабости и о том, что мне не нужен такой парень, послужили для него толчком к действиям. Он сделал свой выбор, и никто не в праве его за это осуждать. Даже я. После этого он начал встречаться с Региной, но опять были истерики, претензии, что он не идеален, что он не такой, каким хочет видеть своего парня Регина. Через какое-то время он понял, что ожидал и хотел совсем не этого и расстался с девушкой. Освободившись от того, что его очень долго тяготило, он стал меняться. Он начал тусоваться с одной компанией, ездить на вписки и даже то ли один, то ли несколько раз дунул. Первый раз накурила его я еще тогда, когда мы встречались. У Димы полностью изменилось восприятие окружающего мира, он стал чувствовать природу, волны вселенной. Весной он заплел дреды. Свои, настоящие, и доплел канеколоном, чтобы была длина.

Теперь о том, что в это время происходило со мной. Январь, февраль, март, апрель и половина мая. Я продолжала учиться три дня в неделю в экстернате, но забросила гитару и скоро перестала общаться со всеми людьми, с которыми умудрилась поддерживать связь, пока мы встречались. Во время отношений мой мир замкнулся на Диме, когда же отношения закончились, мой мир опустел, и я не смогла ничем его заполнить. Я начала ходить вольным слушателем в институт ИЖЛТ по вторникам, четвергам и воскресеньям. Мои будни замкнулись на простой схеме: дом, школа, дом, институт, дом, школа… и т.п. Дома я в основном читала, и редко когда делала что-то другое. Если бы я задумалась о том, что со мной, хотя бы на секунду, я бы удивилась: что происходит, что со мной стало? Но я не задумывалась. Я лишь существовала от сообщения до сообщения, в перерывах делая то, что бы способствовало моим изменениям в сторону того, за что Дима бы меня, скажем так, похвалил, чем он бы гордился. Я лепила себя, но делала это не осознанно. Просто я не могла действовать иначе, вот и все. Я написала «от сообщения до сообщения» - да, это так, мы продолжали переписываться, хотя это трудно назвать перепиской. Я упорно старалась держать себя в руках, но время от времени срывалась и писала ему, по обыкновению, огромные сообщения о том, как мне плохо, как я страдаю и как мне его не хватает. Я то просила его перестать мне писать, умоляла его об этом, о том, чтобы он прекратил это продление моих страданий, то наоборот просила его отвечать мне хоть изредка, спрашивала, как он, что с ним, и писала, что я не могу без него, что мне жизненно необходимо, чтобы он хотя бы иногда появлялся. Так и было. Он читал мои сообщения не сразу, он мог не читать их три дня, а могла пройти неделя, полторы, две. Каждый день я проверяла, заходил ли он, проверил ли, прочитал ли. Каждый день без его ответа длился невероятно долго. Когда проходило всего лишь полтора дня, мне казалось, что я жду уже несколько недель. Я мучилась, не могла понять себя, требовала то от себя, то от него какого-то решения. Я почти не думала о том, чем занимается он и что с ним происходит, но только страдала из-за своих чувств и писала о себе, о них, ему. Так прошло приблизительно два или три месяца. Проверять и уточнять в переписке я не буду, лезть в нашу переписку для меня до сих пор очень болезненно, поэтому в этой истории я постараюсь обойтись пересказами и небольшими цитатами по памяти. Надеюсь, что этого будет достаточно. В какой-то момент я сумела добавить Диму в черный список, чтобы больше не ждать от него сообщений, хотя сама один или пару раз я ему еще присылала свои полотна. После этого я стала совсем пуста. Все стало беспросветной серостью, я не думала о том, чтобы выбраться. У меня не было на это ни единой надежды. Один раз еще я ему звонила, мы немного поговорили по телефону, он рассказывал про то, что тусит теперь, про новых друзей, про то, что у него все хорошо, и я старалась радоваться за него. В конце этого разговора, насколько я помню, я сказала ему, что люблю его, и еще, что я надеюсь, что это последний раз, когда я ему звоню.

Прошло приблизительно полтора месяца с того момента. Двенадцатое мая, еще одна дата, которую я не способна забыть. Про этот день, вернее несколько дней, я писала повседневку, поэтому в сокращенном виде просто скопирую ее сюда.

18.05.13
«В воскресение вечером я читала Чехова «о любви» и на середине вспомнила, что я уже читала этот рассказ и начала думать, насколько иначе я его восприняла сейчас, а все потому, что теперь я знаю, что такое любовь. Написала сообщение:
«Я благодарна тебе за то, что я поняла, что такое любовь». Отправила его в твиттер, уже собралась спать, и в этот момент переслала его Диме. Его телефона у меня уже давно нет – удалила, но пальцы все помнят и без напоминаний. После этого я вырубилась. Следующее утро, я на первой паре, занимаюсь. Я уже и забыла о той смске, я не ждала, что он мне ответит, но в 10 утра мне пришел весьма странный ответ:
«Любовь лишь нити, связывающие ищущих друг друга людей. И, как следствие, понять можно только однажды. А все остальное – фальшь. Прошло столько времени… Я поражен».
Я удивилась, сделала перерыв в математике и начала писать ответ:
«Я не верю, что это фальшь, следовательно есть лишь два варианта: либо ты сделал неправильный выбор, либо ты ошибаешься, точнее мы с тобой оба ошиблись, и никаких связанных жизней не существует, а есть только химия, значит, полюбить можно снова. Я не могу продолжать держаться за тебя, но отпустить тебя – значит навсегда потерять свою детскую, наивную веру в единственную любовь, в людей, связанных красной нитью. Я уже потеряла веру, никогда больше я не смогу с таким восторгом посмотреть облачный атлас и понять его так, как тогда. Все, что я столько лет берегла в своем сердце разрушилось в один момент, а сейчас я задаю себе вопрос: зачем я тебе все это пишу?»
Закончились деньги на телефоне, дописала с нетбука (на первый этаж сбегала), а потом еще с Надиного телефона. А потом снова забыла. Я уже привыкла к тому, что его ответы можно ждать неделями, вот и была так расслаблена.

Интересно, он действительно все еще верит в эту красную нить судьбы, в единое, разделенное почему-то надвое, в то, что у каждого человека есть второй, незримо связанный с ним из одной жизни в другую, на протяжении вечности, как мы верили тогда? Вроде бы, по его сообщению кажется, что да, верит. А я вот не знаю. У меня не получается поверить вновь, да я и не хочу верить в это. Мне страшно, я боюсь надежды, боюсь слишком сильной и ослепляющей веры, которая может привести в заблуждение. Я боюсь, что мне снова будет так же больно, как было почти пол года назад. Это было невыносимо, я больше не хочу причинять себе таких мучений, я хочу избежать этого. Поэтому я не могу поверить, ведь если я поверю к тому моменту, как все снова разрушится, мне будет еще больнее, чем было, мне будет еще тяжелее, и я боюсь не вынести этого. С другой стороны я и не верить в это не могу. Я ребенок, трепетно хранящий в своем сердце веру в лучшее в мире, в идеализированные чувства и отношения, поэтому и в дружбу и в любовь я верю, просто где-то очень глубоко внутри себя. Именно этому я продолжаю говорить, что этого нет, но все равно жду этого и ищу этого, где-то на подсознании надеясь на то, что мне повезет. Может быть, мне и повезло. Может быть, мне уже повезло. Но если я продолжаю думать о том, что все в любой момент может закончится с кем угодно из окружающих меня людей, если я не буду ничего ждать и надеяться, то мне не будет и так больно. Не придется снова переживать то, что я переживала, когда ушли Лена, Леня и Фира в 2010, и как когда ушел Дима в конце 2012.

После занятий я пошла в вендис, у которого встретила Яна, которого я запомнила с недавней прогулки. Я поставила на зарядку нетбук, поплела дреды и ушла к музыке, точнее к компании частично знакомых аскарей напротив вендиса. Сидела там, подплеталась, подпевала. Под вечер села со знакомым играть в крестики нолики на неограниченном поле, а потом мне пришел ответ от Димы:
«цсс… Секундочку. Знал, что воспримется двояко. Нет, я имел в виду все как раз наоборот. То, что у меня сейчас происходит-полнейший жалкий фальшь. Весь тот промежуток времени с декабря не был наполнен ни одним счастливым момент с Региной. Все вернулось на свои хромые двои. А то время для меня все так же прекрасно… И "столько времени… я поражен", это значило, что в моей голове все еще восходят воспоминания об этом. Странно. Наверно, никогда еще так не ошибался. Зачем это пишу? Не знаю».
Кроме того он написал, что заплел дреды и прислал мне свою фотографию. У меня началась истерика. То есть сначала я просто охуевшими глазами сидела и пялилась в монитор, пытаясь понять, что это значит и что с этим делать, потом начала плакать прямо на глазах у двух знакомых. Потом вышла покурить, думала, что мне делать, вернулась и написала ему, ну и получила ответ:
Я: дим, скажи, это значит, что ты хочешь опять начать со мной встречаться, или нет?
в любом случае - позвони мне.
Дима: Вот это я уже не знаю, честно. Не могу ответить сам себе на этот вопрос, а уж тебе будет вдвойне тяжелее объяснить. Не хочу мучить, но именно это и делаю. В общем, просто пока подожду, разберусь в себе. А звонить… Хм. Подожди немного, я пока не готов
Я: и что теперь делать?
знаешь, нельзя все оставить так. не в этот раз. я знаю, я отлично помню, как ты любишь убегать и оправдывать себя всем чем угодно. но не сейчас, дим. ты заплел дреды, это охуенно. что-то должно было измениться.
После этого истерика с сигаретами продолжилась. Я ходила, не знала, что мне делать, не знала, куда себя деть и как успокоить. Любой вариант казался проигрышным, все казалось невероятным, глупым, отвратительным даже. Мне не верилось, что я посмела написать вообще нечто подобное, но как иначе можно было понять такое сообщение? Мне было страшно. Мне до сих пор страшно, но тогда было страшнее всего. И этот страх разъедал меня изнутри. Все невероятно. Как будто в тот момент я одновременно умирала и перерождалась. В принципе, так и было в моральном плане. Ян подошел, начал спрашивать, что со мной, хотел мне помочь, но говорил смешные вещи. Я пыталась его отшить, у меня не было никаких сил на разговоры, но он сам пошел за мной, в результате я вкратце рассказала ему, в чем дело, дала прочитать сообщения и тп. Он все не отлипал, потащил меня в магазин, по дороге продолжал рассказывать мне смешные вещи. Например, он говорил мне, что он – мой друг. Но все же кое-что важное он мне сказал. Посадил меня за столик снаружи и сказал, что у меня есть только два варианта действий. Я улыбнулась, думая, что он будет говорить очевидные вещи, и спросила: какие? С другой стороны, то, что он говорил, и было очевидным, но только не для меня и не тогда. Почему-то так случается, что все, что связано с любовью с огромным трудом подчиняется логическим размышлениям.
- Ты можешь ждать, пока он что-то решит, пока он надумает, а можешь сказать, что ты не будешь ждать и потребовать от него ответа, мол, будем мы встречаться или нет. Хоть прямо сейчас позвони ему и скажи: Димас, ну или там Димочка, как хочешь. Ну и спроси «да» или «нет».
- Я заранее знаю, что он ответит. Он не станет отвечать ни «да», ни «нет», он захочет подумать еще, скажет, что он не готов и так далее.
- Тогда скажи мне, сколько ты готова ждать?
- Долго.
- Сколько? Пол года?
- Да.
- Год? Два? Три? Пять? -, тут я уже задумалась. За пять лет очень многое может измениться, но все же, чуть подумав, я ответила
- Да.
- 10 лет? –, тут я совсем задумалась.
- Знаешь, я представляю себе то, что будет через эти 10 лет, как я оборачиваюсь назад и вижу просранное время, пустоту, и начинаю испытывать разочарование от того, сколько возможностей я упустила, сколько времени я потеряла.
После этого разговора я попросила у него телефон и попыталась позвонить Диме. Телефон оказался выключен. Затем я нашла у кого-то знакомых телефон и послала ему смску примерно с таким содержанием (как и предлагал Ян):
«Дим, это Полина. Я знаю, чего я хочу. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Пожалуйста, ответь, будем мы встречаться или нет. Если ты скажешь «да», то я буду самым счастливым человеком на земле, если же «нет», то я сдамся, на этом все закончится и будет поставлена точка».
Примерно в это время я собрала вещи, одела наушники и пошла к метро по арбату. Весь вечер у меня в голове играла какая-то песня Animal Джаz, а конкретней у меня играли строчки: «Боже, дай мне знак» и что-то там дальше, что я плохо помнила, так что включила я именно эту группу, искала песню. Я не знаю, точнее, скорей всего знаю, но просто не могу объяснить, почему, но по дороге до метро я просто шла и пела в полный голос, подпевая тому, что играло в наушниках. От метро на попутке и я дома. Попросилась в интернет, проверить сообщения, а там сообщение от димы с предложением встретиться на следующий день на динамо, погулять в парке, когда у него занятия закончатся. Весь следующий день я не могла ничем заниматься, так что включила в комнате энималов на полную громкость и села перед зеркалом подплетаться. Так и сидела, только за часик где-то до того, как Дима должен был позвонить, оделась и накрасилась, сама не особо понимая, зачем я это делала. Потом позвонил Дима, которого я еще долго найти не могла. Мы встретились. У него действительно дреды. Боже, как же счастлива я была его видеть, как страшно было поначалу с ним говорить, но все было в порядке. Я, как и планировала, первым делом спросила про дреды, а дальше разговор прошел так легко, как будто мы не становились чужими на эти пять месяцев, а просто были вынуждены по какой-то неведомой причине перестать видеться и общаться, а теперь вот настала долгожданная встреча. Мы шли, и не понимали куда идем, мы постоянно спрашивали друг у друга об этом, и в итоге поехали на коломенскую. Оттуда на троллейбусе, замкнув круг, поехали на домодедовскую. Потом ему стала названивать мама, мы пошли в макдак, и он начал думать. Сходили покурили, это все продолжалось, и продолжалось еще долго. Где-то около двух часов. «Я уверен, что с тобой буду счастлив», и долгое задумчивое молчание. Я все время разряжала атмосферу, потому что пока мы молчали, она была слишком тяжелой. Я делала это естественно, легко и не задумываясь. Как-то с ним это просто. Я даже не думала о том, что «нужно разрядить атмосферу» или что-то вроде того, просто временами немного его отвлекала, хех: ). В метро то же самое, только за руки и я в музыке. Я сидела и думала лишь о том, что, возможно, это последний раз в жизни, когда я вот так сижу рядом с ним, когда я держу его за руку, когда могу смотреть на него. Последний. Раз. В жизни. Я не переставала напоминать себе о том, что его ответом, даже после таких слов, после такого общения и стольких размышлений, все равно вполне может быть отрицательным. Я думала об этом, смотрела на него и улыбалась. Мы вышли на белорусской, он продолжил думать там. Хех. Стояли напротив друг друга, смотрели в глаза. «Ты замечательный человек», «ты удивительный человек», еще что-то. Уже тут было понятно, каким будет ответ, но я ждала, пока он соберется с мыслями и скажет это вслух.
- Полин
- Да?
- Будь счастлива.
- Ты думаешь, это ответ? Думаешь, такой ответ меня удовлетворит? Нет, ответь нормально.
И так несколько раз. Я улыбалась, пела что-то несколько раз. Нервничала, но старалась этого не выдавать. Я удивительная тем, какая я сильная? Тем, что я уже заранее знаю, каким будет твой ответ, но стою, смотрю тебе прямо в глаза, и улыбаюсь, да? Я сама удивлялась тому, что делала, и делала это скорее на автомате, чем потому что все обдумала и решила действовать именно так. Я собиралась на ответ «нет» улыбнуться, попрощаться с ним навсегда и уехать, но все пошло наперекосяк. Он не сказал мне «нет» сразу, он гулял со мной и было видно, что получал от этого не меньше удовольствия, чем я, он долго думал, и было видно, что это дается ему не просто. Потом я помню все обрывками. Что-то случилось со мной, и я не запомнила целостной картины. Он пытался найти у меня пульс на руке, положил мою руку на свою и объяснил, где он должен чувствоваться. А еще сказал, что «тело не врет». Потом дал отрицательный ответ, но я не восприняла сразу, кажется, переспрашивала как-то еще. А потом поняла, что нет, это все, это конец. Обняла его крепко-крепко, и он меня. Хотелось не отпускать его никогда, а потом мы поцеловались. Нежно-нежно, аккуратно, боясь любого неосторожного движения. Наверное, этот поцелуй был самым запоминающимся в моей жизни. Не первый поцелуй, не первый поцелуй с любимым человеком даже, а вот этот «прощальный», невероятно чувственный поцелуй.

Я с трудом разжала руки и отпустила его. Я потеряла всякий контроль, уже не могла улыбаться. У меня, скорей всего, был потерянный и ничего не понимающий взгляд. Как у бездомного щенка, которого снова бросают. Больно было. Я еле смогла дойти до скамейки на платформе, держась за мраморную стену, упала там и начала реветь. Я не могла остановить слезы, которые стекали по всем сторонам, а когда уезжал очередной состав и было шумно, я кричала. Меня раздирало изнутри и хотелось криком выплеснуть это куда-то. Хотя, я не думала, я просто плакала, просто кричала. Мне просто было больно. Прошло немного времени, и я, вопреки всему, начала слать ему смски:
«Я люблю тебя! ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, СЛЫШИШЬ? Больше всего на свете! О каком счастье тут можно говорить? Его не может быть. Не может!!! я люблю тебя»
«Почему ты не возвращаешься? Ты должен был вернуться. Ты ДОЛЖЕН БЫЛ ВЕРНУТЬСЯ!!! Вернись, пожалуйста… Жить без тебя невыносимо»
«Я жду, я не могу уйти, я не способна встать. Я должна была сдаться! Я должна была принять это с улыбкой, я ожидала этого и готовилась к этому!!! Почему? Почему…»
Потом я попыталась позвонить ему. Он сбросил, и я написала последнюю смску. Точнее это должна была быть последняя смска:
«Прости».
Еще немного времени, парочка пропущенных составов, чтобы не показываться в таком виде людям, и я наконец-то встала. Пошла к зеркалу у первого вагона, но оно было слишком высоко, так что я лишь смогла убедиться в том, что лоб у меня, все-таки, не черный. В вагоне я не удержалась и снова начала плакать, да еще и написала еще одну смску. Вроде бы успокоилась, но не смогла.
«Почему? Почему, если со мной ты был бы счастлив, то почему ты выбираешь несчастье для нас обоих? ПОЧЕМУ?!?!»
Мама встретила меня у метро, отдала мне пачку сигарет и конфеты гейша, которые я не стала есть тогда, а на ночь пустила в свою комнату. Первое, что я сделала, это написала огромное сообщение Диме, следующей ночью мне пришел ответ, который я прочитала только днем, и сразу ответила.
Я: я не могу успокоиться, потому что ты сказал, что со мной был бы счастлив, я не могу просто с улыбкой развернуться и идти дальше, как планировала, репетировала, блять, в мыслях, не могу! почему, блять, ПОЧЕМУ?! сумасшествие. просто сумасшествие. блять. я бы не требовала объяснений, ничего бы не написала, если бы ты просто сказал "нет", но ты, сука, не сказал, ты делаешь только хуже и мне и себе! может быть, я сама была не права, заставив тебя отвечать сразу, не давая тебе "достаточного" времени на раздумия, но это не повод давать не до конца обдуманный ответ! блятьблятьблять!!! я протеворечу, да, ставлю в тупик. но какая же хуйня твориться у нас с тобой в головах?! нам так хорошо вместе! как ни с кем другим. и ведь это правда! мы могли бы пообщаться, начать сначала, как будто ничего не было. может быть, быть друзьями, общаться так, как сегодня. постепенно, может быть, что-то бы изменилось, вот о чем я думала. о том, что все равно невозможно вернуться в прошлое, так как раньше не будет и не может быть, но может быть иначе и можно вернуть счастье. другое, да похуй! боже… отношения не "парень с девушкой", но и не "друзья". просто общение. это же так охуенно. да что я тебе объясняю, ты ведь и сам это отлично знаешь! ты все тот же самый близкий и родной мне человек, это невозможно не увидеть\не почувствовать. есть же столько вариантов, как быть счастливыми, как быть счастливыми ВМЕСТЕ! почему же тогда ты хочешь, чтобы я искала счастье в ком-то другом, когда никого другого больше не существует, никого на свете!?! это же может быть так охуительно, а ты отказываешься. я уже ничего не понимаю.
мы ведь достойны счастья, верно? каждый человек достоин. *просто* его не достичь. вот так вот взять и оно нагрянет, как тогда, в октябре. тогда все выглядело слишком просто и идеально. но ведь за счастье нужно бороться, его нельзя отпускать! это самая большая ошибка, которую только можно сделать!
zebra-v-palto.mmm-tasty.ru/entries/14491254
такие прекрасные слова, проникающие прямо в сердце безо всяких преград.
можно построить нечто невероятное и восхитительное. МОЖНО! и плевать, что страшно - это нормально. мне не страшно умереть, мне не страшно рисковать жизнью, не страшно просрать всю жизнь из-за чего-то, ничего не страшно, но я боюсь за тебя, за нас с тобой! ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ СЧАСТЛИВ! и я должна. мы. это ведь такое прекрасное "мы"!
теперь я не могу оставить все так, как есть.
Дима: Потрясающе, Полин. Уже вчера и сегодня, более менее придя к осмысленному результату, я лицезрел именно подобный выход из ситуации. Не могу оставить тебя просто таким образом на "обочине" и свалить, оставив такой грубый след. Мне еще проблематично осмыслить произошедшее, но вчерашний день показал что-то иное, желанное и столь необычное. Недавно размышлял, об определенном качестве(части или подобной ерунде), не достающей в моей душе, и, походу, именно это надо бы для окончательного исправление, которое я себе наметил. Мне с тобой приятно, и все также необычно пролетает время, отбросив все проблемы и пр. недуги. Это здоровски. Одно прошу: не спеши. И не взрывайся эмоциями, психологически угнетая себя. Сейчас время для перемен. И они будут
П.с. вчера вернулся в час ночи на такси, поэтому весь сегодняшний день отсыпался… И поэтому вчера не зашел в контакт. Прошу прощения
Я: когда я писала предыдущее сообщение, я была, кажется, в истерике, или в состоянии очень к ней близком, поэтому все, написанное выше, было написано на эмоциях. слишком много мата и слишком беспорядочные мысли. прошу прощения. но зато у меня было более суток, за которые я все обдумала и снова пришла к тому же самому выводу: что нам нужно попытаться как бы построить все заново. видеться, общаться именно так, как позавчера (это было всего лишь позавчера?), легко, непринужденно, без всего лишнего, которое сейчас только помешает. просто черпать энергию от общения, которую мы можем друг другу подарить. сейчас этого более чем достаточно.
окончательно я пришла к решению вчера, как раз в это время попыталась тебе позвонить. ты не ответил и я решила, что подожду, пока ты придешь в себя, и не буду пытаться с тобой поговорить об этом, пока ты не будешь к этому готов. я совершила достаточно ошибок и тогда, еще в 2012, и сейчас снова, но я буду очень стараться больше не ошибаться. сейчас я знаю, что мне нужно делать. я готова ждать столько, сколько потребуется, я и не собиралась как-то торопить события (с учетом того, что это не затянется на 10 лет, конечно :D).

Описание наших дальнейших отношений, пожалуй, самое сложное в той задаче, которую я перед собой поставила, решив дописать старую историю. Но сначала пару слов о том, как воспринял мои сообщения и нашу встречу Дима. Он действительно уже какое-то время думал о тех отношениях, которые у него со мной были, анализировал прошлое, и постепенно понимал, что он упустил и потерял. Когда я ему написала, он снова счел это знаком для действий, точнее даже не для действий, а для тщательного обдумывания ситуации и возможных вариантов. То же самое было и двадцать первого. Вопрос, который он так долго обдумывал в тот день, когда мы встретились, звучит так: «могу ли я полюбить ее снова?». Он больше не любил меня, хотя и сожалел о прошедшем. Но на тот момент ему уже просто было приятно в моей компании. Больше всего его мучило то, что он заставил меня страдать, и что может заставить страдать снова и еще больше. Конечно же, он этого не хотел, и выбрал ответ, который по идее должен был в перспективе принести мне меньше боли, т.е. отрицательный. Это было наиболее верное решение, но я уговорила его и мы все же продолжили нашу «передружбу и недоотношения». Впрочем, такими они были не слишком долго. Дима чувствовал себя ответственным передо мной, он был уверен, что я жду от него чего-то, и отчасти, вероятно, так и было. Поэтому постепенно он начал брать меня за руку, обнимать, целовать, а к концу июня мы даже переспали. Это, пожалуй, было самое тяжелое время в моей жизни. Мои депрессии были легче, чем конец мая и июнь тринадцатого года. Я очень сильно боялась довериться снова, боялась момента, когда снова потеряю Диму. Я любила его до полного отчаяния, за перерыв в пять месяцев (а не виделись мы именно столько) мои чувства превратились в нездоровое помешательство, и как только у моей жизни появилась возможность снова на нем замкнуться, она тут же это сделала. Но боль никуда не делать, страх контролировать у меня получалось плохо. В какой-то момент мы, возможно, первый раз пошли вместе в консерваторию, а у меня из глаз начали беззвучно литься слезы, и я не могла их остановить. Дима смотрел на меня недоуменно и обеспокоенно, а я пыталась улыбаться, вытирая слезы, и печатала на телефоне, что это от музыки. И сама верила, что это от музыки. В тот период времени я боялась и пыталась разобраться в себе, а еще была просто очень счастлива быть рядом с ним. Тогда, в консерватории, во многом я плакала от того, что не могла поверить, что он сидит рядом со мной. От счастья, которое доводило меня до такого состояния, которое у меня не получится описать. Это когда паранойя накладывается на счастье, мучения, страдания и страх каким-то образом не сочетаются, не переплетаются и не соседствуют, а существуют одновременно с бесконечной радостью, в которой я захлебывалась, нежностью и любовью, в некотором роде накладываются одно на другое. Дима же говорил: «теперь твоя очередь выбирать, и моя – ждать. Ты решаешь». Но я ничего не решала. Я просто безуспешно и бесплодно пыталась разобраться в себе. Это было бессмысленным, потому что для меня все снова и снова упиралось в один и тот же факт, вокруг которого я ничего не могла сделать. Дима не говорил мне, что любит меня. Напротив, он как раз, в моменты наших откровенных разговоров, из содержания которых я и описываю сегодня то, как выглядели события с его стороны, открыто говорил, что не любит меня. И этот вопрос: «могу ли я полюбить ее снова» тоже мне озвучивал не только в прошедшем, но и в настоящем времени. Конечно, это было больно, но я старалась справляться.

Потом, это было в конце июня, со мной случился окончательный сдвиг, который мог сформироваться только в подобных условиях. Влияющих факторов было несколько, они и определили, в какую сторону произошел сдвиг. Мне нужен был какой-то способ справиться со своим неконтролируемым страхом и с ожиданием его «люблю», мне нужно было придумать, как бы мне встречаться с ним, не боясь будущего, не думая о том, что он меня не любит, не страдая из-за этого, но получая только радость от встреч с ним и от возможности видеть его, обнимать его, целовать его, говорить с ним по телефону. И я нашла единственное решение, которое позволяло бы мне такое. Я, как сказала мне одна знакомая, «одела розовые очки», но в то время это был единственный возможный способ жить. Я в некотором роде расслабилась, перестала мучить саму себя. Следующие полтора месяца наших отношений с Димой были еще более странными.

Для начала стоит описать несколько дней более подробно. Такая запоздалая повседневка. Эти дни я не записывала, но их невозможно забыть. Речь о моем дне рождения. Просто это был пик, но он дает ясное представление о том, что происходило в общем. Второе июля. У меня есть парень, и я, естественно, ожидала, что он меня поздравит, проведет часть дня со мной, как-то проявит себя сам. И вот я отметила с мамой, встретилась с подругой, время уже восемь, и я решаю все-таки позвонить Диме сама. Спрашиваю, где он, а он говорит: в Кубинке. Это он там живет, в Подмосковье. Я быстро прикидываю, что учитывая время на преодоление расстояния, <сегодня> я с ним уже в любом случае не успею увидеться, и поздравить он меня не сможет. Эта мысль сорвала рычаг терпения, который позволял мне в течение всего дня спокойно ждать его инициативы, и я стала говорить достаточно раздраженно. Когда же он начал говорить что-то про вечер <у него>, вино, еще что-то там, я пришла в бешенство. Он не оповестил меня о том, что он планировал, что я должна к нему приехать, да и с чего мне в свой день рождения ехать в какую-то жопу мира, в эту его Кубинку? Я бросила трубку, но при этом собралась и направилась в сторону метро из парка, в котором была на тот момент. В дороге, минут через десять, я снова с ним созвонилась, опять сорвалась и ругалась, и в этот раз уже он прервал звонок. После этого я еще пыталась позвонить, но он не брал трубку. Я поехала на белорусский вокзал, на последние деньги, которые у меня были, купила билет до Кубинки и села в электричку. С вокзала я еще раз пыталась дозвониться до Димы, но теперь его телефон был выключен. Я написала ему в смс: «Прости меня пожалуйста, я повела себя просто отвратительно. Но я уже еду в кубинку и у меня даже денег на обратный билет нет. Без твоей помощи я никак не справлюсь». В дороге я продолжала пытаться позвонить ему, надеялась, что он включит телефон. Но он его так и не включил. Когда я сошла с электрички было уже больше двенадцати. Мой день рождения уже успел закончиться. Первое, что я сделала, это спросила у девушки, которую увидела около платформы, не знает ли она случайно Диму Чернавина. Такой вопрос возник потому что у меня на мобильном почему-то на тот момент был удален домашний телефон Димы, а адрес я его не помнила, так как до этого была у него всего лишь один раз. Оказалось, что Диму девушка и правда знает. Она ждала свою подругу, и я прибилась к ним. У меня даже до сих пор записаны их телефоны на симкарте. Они сочувствовали мне и говорили что-то про то, что день рождения не закончился, пока я не легла спать. Мы прошатались по их маленькому городку где-то часа полтора-два, я читала им Бродского наизусть, они довели меня до Диминого подъезда, а потом все-таки ушли. И я осталась совершенно одна в чужом городе посреди ночи. Я села на бордюр, достала книжку, подаренную подругой, и села читать. Приблизительно через час, было уже то ли два, то ли три часа ночи, я поняла, что мерзну, и долго так не продержусь. Тогда я связалась с девочками и попросила их дать мне Димин домашний телефон. И я позвонила посреди ночи, разбудила весь их дом. К телефону подошла Димина мама, а через пять минут ко мне вышел заспанный и в крайней степени пораженный Дмитрий (я часто называла его полным именем), впустил меня в квартиру, и мы сели в его комнате на ковер. Дима вообще любит сидеть на полу, а я часто садилась с ним за компанию. И вот в этот момент он сказал мне: «Я не вижу тебя в качестве девушки, давай будем общаться как друзья?», и я, конечно же, согласилась, с улыбкой. А что мне, спрашивается, надо было делать? Рыдать, бросаться к нему на грудь, причитать, что он делает это в день моего рождения, разворачиваться и уходить, тогда как уходить некуда?

Вскоре мы легли спать, вернее уложились в кровать. Это была, возможно, худшая ночь, из тех, что не были проведены в одиночестве. Я лежала на самом краю кровати, стараясь занимать как можно меньше места и не соприкасаться с ним. Я не могла спать, меня немного подтрясывало, тошнило и было учащенное сердцебиение. Время от времени у меня из глаз скатывались несколько слезинок, беззвучно, конечно же, чтобы не дай Бог его не разбудить, а когда голос пытался вырваться, я утыкалась лицом в подушку, чтобы его сдержать. На утро у меня не было аппетита, вернее меня тошнило, и я боялась что-нибудь съесть, потому что боялась, что меня вырвет. Диме своего состояния я постаралась не выдавать. Мы играли в шахматы с классической музыкой в колонках в качестве фона, о чем-то говорили, смеялись, даже подушками дрались. А когда Дима отворачивался, стоя на балконе, или отходил, временами мое лицо искривлялось в болезненной гримасе, хотелось завыть и позволить слезам вырваться из глаз, но я утыкалась лицом в подушку, делала пару глубоких вдохов, приводила лицо в норму, и поднимала голову и снова улыбалась. Но Дима все равно заметил что-то странное во мне, что я веду себя не обычно. Значит, плохо контролировала себя. Значит, все же не получалось так, как хотела. В конце Дима провожал меня на электричку, и по дороге мы забрели на площадку, разговаривали там о будущем, о планах. Там Дима сказал такую фразу: «я хочу чтобы ты переродилась». И, увы, я прекрасно поняла, что она означает, и не смогла этого проигнорировать. Он хотел общаться со мной как с подругой, для этого я должна была измениться, для этого я должна была перестать любить его. Я поняла, чего он от меня хочет, и когда мы уже сидели на платформе, я сказала ему об этом. Сказала, что понимаю, что нужно изменить, и что для этого нам с ним нужно какое-то время не видеться, но я не знаю, сколько именно времени это займет. Про себя я говорила о том, что это может занять несколько месяцев, может растянуться на полгода, может на год, два, или даже еще больше. На этом мы попрощались, и я пошла на электричку. Зашла, прислонилась к закрывшейся двери в тамбуре и разрыдалась. После этого еще около недели я боялась есть, потому что боялась, что меня вырвет, сердцебиение не успокаивалось и тошнота тоже никуда не уходила.

Прошло три или четыре дня, я стала писать Диме сообщения о том, что я по делу, чтобы он ответил на мои звонки. В результате он поднял трубку и я рассказала ему, что меня позвали в желдор, на заброшку, прыгать. Речь о роупджампинге, конечно же, о котором мы говорили еще тогда, когда только-только познакомились, и я еще с тех времен помнила, что он тоже очень хотел попробовать. И вот в тот момент, когда меня позвали, я почувствовала себя обязанной уговорить его пойти. Дима всячески отпирался, говорил про то, как его коробило последние несколько дней. Выяснилось, что если я со своими сдвигами, помогающими игнорировать боль, почти не думала о нем, и занималась своими делами, то он как раз достаточно сильно мучился, не находил себе места и переживал, не мог разобраться в себе. В результате я банально поставила его перед фактом: что он едет, и все. На следующий день он действительно приехал. Помимо нас там была еще толпа мало знакомых мне людей, Федя, о котором я сегодня уже писала, который, собственно, меня и позвал, а так же два фотографа, одного из который позвала я, а второго привел первый. Результатом такого собрания стало то, что мы вчетвером отделились от всей остальной неконтролируемой компании и пошли гулять по этажам. Под вечер, когда уже были сумерки и почти полностью наступила темнота, мы с Димой все-таки прыгнули. Сначала я, потом Дима, который достаточно долго стоял на парапете перед прыжком. Потом делился своими впечатлениями, говорил, что специально ждал того момента, когда страх достигнет своего пика. Столько восторгов и благодарностей было. После этого мы спустились на пару этажей вниз, выбрали некое подобие комнаты с балконом, устроили себе там стол, костер, еду, слушали музыку и общались. Мы с Димой обнимались, и постепенно говорили, решали, уже под утро, что нам делать с нашими взаимоотношениями. Пришли в итоге к тому, что друг без друга мы не можем, нужны друг другу, при этом в исключительно дружеских отношениях тоже быть не можем, потому что все эти объятия это уже больше дружбы. И, собственно, все. Но для меня этого было достаточно. «Мы нужны друг другу» – какая никакая, а уже гарантия.

Весь июль я работала в книжном магазине, так что свободного времени у меня было катастрофически мало. Дима ревновал меня к работе, хотя старался этого не показывать, старался относиться с пониманием к тому, что я приезжаю уставшая, но все это было непросто. Когда мы виделись, почти каждый раз он начинал говорить что-то вроде «Я тебя мучаю» и разнообразные импровизации на заданную тему. Сначала меня достаточно сильно это задевало, у меня менялось выражение лица мгновенно, взгляд уходил в пространство, начинало мутить и ускорялось сердцебиение. Постепенно я научилась реагировать меньше, успокаивать Диму, убеждать его в том, что все это не важно, улыбаться при этом. В какой-то момент мы сидели у него дома, он в очередной раз начал говорить про то, что он меня мучает, я его в очередной раз успокоила, а когда мы эту тему закрыли, Дима заметил, что у меня руки трясутся, послушал сердцебиение, и оно тоже было ускоренное, меня снова подташнивало. Дима потащил меня на кухню, стал пичкать разными успокоительными лекарствами и чаями, уложил в кровать, взял за руку и ждал, пока я усну. Это было невероятно мило. Могло бы быть еще милее, если бы не одна деталь. Это был последний раз, когда мы с Димой виделись в качестве парня и девушки.

В начале августа я уволилась с работы. Чуть позже Дима уехал отдыхать с мамой на неделю. Когда он вернулся, было только три дня промежутка, и после этого сразу я уезжала отдыхать на две недели. Тоже с мамой. Помню, как мы с ним обсуждали перспективы расставания на целую неделю, и это нас несказанно пугало. Мы привыкли созваниваться каждый вечер, и несмотря на все неразберихи и путаницы, все же он был, несомненно, самым близким другом, который у меня был, и самым близким человеком, и в этом плане я значила для него не меньше. Он много раз говорил, что, как и я, он только меня может назвать другом, потому что огромное значение придает этому слову. Писал, что может рассказать мне все, и действительно все мне рассказывал, и многое – только мне. С моей стороны было так же. Именно поэтому расставание всего лишь на одну неделю казалось нам невыносимым. Дима обещал выходить в скайп, но связь была отвратительная. Отписывался каждый вечер с отдыха, но меня каждый раз не было в сети, когда он заходил. Потом был переходный этап. Три дня сократись до двух из-за сборов, и я, понимая, что мы не сможем увидеться ближайшие две недели, все-таки настояла, несмотря на ссору, на том, чтобы приехать к нему. Поссорились мы из-за того, что вместо радости и признаков того, что он скучал, разговаривая в тот вечер с ним по телефону, я услышала только равнодушие и отчужденность. Эта же тенденция продолжилась и когда я приехала к нему. Мы гуляли, достаточно приятно общались, он многое мне рассказывал, но все же я чувствовала, что он дальше от меня, чем раньше, и это заставляло меня беспокоиться очень сильно.

На следующий день случились непредвиденные обстоятельства. Я не буду описывать во всех подробностях свои чувства и метания, это не к месту, но суть в том, что моей больной бабушке стало хуже в день нашего с мамой отъезда, мама запаниковала, и мне срочно нужно было спасать ситуацию, действовать. В критический момент я позвонила Диме и именно он натолкнул меня на идею, которую я внушила маме и благодаря которой все обошлось, так что я ему очень благодарна. Но все же это было только временное решение проблем, и уезжая мы с мамой прекрасно понимали, что отодвигаем от себя все заботы, откладываем их, но не избавляемся. И вот мы уехали на отдых. Мы с Димой перед тем как идти на посадку оба раза созванивались друг с другом минут на пять-семь, но это было очень важно для нас. Его слова перед моим отъездом накрепко врезались в мое сознание: «отдохни, оставь все свои заботы и переживания позади, получи удовольствие». Я так и сделала. Я подсознательно выстроила себе стену, которая отгородила тот отдых от внешнего мира, в котором и Дима вошел в список источников беспокойства. Ведь его отстраненность была крайне опасным показателем. Но я задвинула все, расслабилась и читала. Я, в отличие от Димы, остановилась не в отеле, а в частной комнате, так что за весь отдых возможностей связаться с Димой у меня было только две. Одна была в начале отдыха, когда я с чужого телефона проговорила с ним около двадцати, наверное, минут, а может и больше. И вторая, когда я заходила в интернет в одном месте уже под конец отдыха. Тогда он ответил очень странными, короткими и простыми предложениями, что тоже меня насторожило, но я отгородилась и от этого.

Пятого сентября я вернулась из Абхазии. Я решила для себя заранее, что не буду связываться с Димой, и подожду, когда он захочет связаться со мной. Я заранее все тщательно обдумала и поняла, что забот у меня будет очень много, и от меня потребуется настолько много усилий, что я не смогу уделять Диме столько же внутренних сил и энергии, как раньше. Он написал мне, насколько я помню, через три дня. Созвонились мы еще через два дня, тогда, когда уже договорились встретиться. То, что я от него услышала, меня очень сильно удивило. Он ругал свою, как мне всегда казалось, любимую физику, ругал учебу в универе, сам универ, общагу, жаловался, что совсем не свойственно. Но было то, что меня в тот момент волновало больше, чем Димины внешние проблемы: из нашего диалога я поняла, что он не сильно горит желанием со мной увидеться, а написал лишь потому что почувствовал себя должным это сделать. Решив в тот день все-таки не пересекаться, мы положили трубки. За время разговора я успела дойти от дома до метро Динамо, и даже не заметила этого за собой. Я стояла у входа в метро, облокотившись на ограждение, и начала плакать. Да, опять. Потому что по нашему разговору я уже поняла, что все решено. Я оплакивала конец. Немного успокоившись, я позвонила Диме еще раз, и сказала, что у меня тяжелое время, много забот, что мне очень нужен близкий друг, и спросила, может ли он им быть. «Нет». «В таком случае нам пока какое-то время лучше не общаться». После разговора я уже не плакала, только позвонила Феде и поехала к нему в гости на новую квартиру. Лишь бы кто-то был рядом. Не верится, что с тех пор прошло уже больше года.

О том, что думал и чувствовал Дима в то время я могу только догадываться, но учитывая то, сколько всего он мне рассказывал, насколько искренним и открытым он был со мной, я его знаю лучше, чем многие другие люди, поэтому более менее уверенно могу утверждать, что было именно так, как я думаю. До начала августа включительно я была для него самым близким человеком, при этом он сильно менялся и занимался поисками себя. Мы вместе смотрели «Махабхарату» Питера Брука, обсуждали разные теории и интересные факты, к тому же познакомила его с буддизмом именно я. В августе же из-за поездок я на некоторое время пропала из его жизни, и именно в это время я была ему очень нужна. Думаю, это было нечто вроде обиды за то, что я не писала ему, не связывалась с ним достаточно, что, вернувшись с отдыха, не позвонила и не написала ему. В сочетании с достаточно пессимистичными настроениями околобуддизма и всего с этим связанного, в которые он окунулся, обида дала плоды. Он для себя все закончил, его желание помочь мне, нежелание бросать меня одну и сострадание исчерпали себя. Он увидел, что уже я бросаю его, следовательно не стоит волноваться о том, что одна я не справлюсь. Он увидел, что я стала гораздо сильнее (спасибо моим розовым очкам, без них я бы не справилась), и с беспокойства о причинении страданий мне переключился на самого себя, замкнувшись на этом. Результаты оказались более чем плачевными: Дима забросил физику и университет, забросил общение с людьми, отгородился ото всех знакомых, ушел в академ и в итоге не вернулся из него. Последнее, что я о нем слышала, это уже сейчас, спустя год, что он ищет работу. Не думаю, что дело только во мне, нет, он нашел в себе очень много разнообразных внутренних проблем, но уверена, что со мной это связано напрямую. О совпадениях здесь говорить не приходится.

Что же насчет меня, то я еще какое-то время продолжала думать, что все под моим контролем. Мне казалось, что я могу его вернуть. Я действительно думала, что контролирую ситуацию. Мои иллюзии разрушились в незадолго до двадцатых чисел сентября. Насколько я помню, либо восемнадцатое, либо девятнадцатое. Дело в том, что шестого августа у Димы был день рождения, на который я подарила ему два билета на современный балет, и тогда же пообещала «напомнить ближе к делу». Вот и позвонила – напомнила. Тут выяснилось, что помимо того, что он очень удивлен моему звонку, он категорически отказывается идти на балет вместе со мной. Я пыталась его уговорить, как с консерваторией зимой или как с роупджампингом летом, но он только предлагал вернуть мне билеты. На что я сказала ему пойти с кем-нибудь другим, потому что это подарок. В тот вечер, положив трубку, я снова звонила своему другу, скажем так, жилеточке, и снова оплакивала конец.

Но и на этом я все еще не могу поставить точку, потому что спустя пару месяцев я списалась с бывшей одноклассницей Димы, с его подругой, с которой сама мельком была знакома, и стала узнавать, как он и что с ним. Собственно, о его плачевном состоянии я узнала именно от Марии (подруга). Несколько раз я писала Диме, дважды еще мы виделись. Первый раз мы встретились в метро и он отдал мне мои наушники и тетрадку со стихами, которую брал почитать. Попытался вернуть подаренные ему бусины, но я, не задумываясь, всучила их обратно. Сердце было не на месте, но я спокойно попрощалась, развернулась и ушла. Справилась. Последняя встреча была аж в середине декабря. К тому моменту я, беспокоящаяся о нем, его уже окончательно достала, и он добавил меня в черный список. Интересный факт: в то время когда мы расстались на четыре с половиной месяца, хоть я и писала достаточно регулярно, хоть он и отвечал редко, но никогда не добавлял меня в черный список и все же всегда отвечал. Я же тогда писала только о себе. Спустя три сезона я пишу ему, спрашиваю о его жизни, искренне беспокоюсь и интересуюсь. Он раздраженно мне отвечает и добавляет в черный список, в котором я нахожусь до сих пор. Уже больше года. В декабре же я ему позвонила и предложила попробовать снова общаться исключительно в качестве друзей. Мы ходили в консерваторию, прошлись по Новому и Старому Арбату по-немногу, он рассказал уже сам про уход в академический отпуск в универе (ведь он не знал, что я переписываюсь с Марией, я ее попросила не рассказывать), рассказывал о том, что он потерял себя и еще много чего неожиданного, а потом я достаточно резко ушла на лекцию. Потому что Димочка, конечно, очень мне дорог и важен, но все же пропустить лекцию Жаринова я не хотела. Мы договорились созвониться вечером и поговорить еще, но вечером, когда я еще была в киноклубе и ждала начала фильма, мне пришла от него смска о том, что созваниваться не надо. Причину он объяснять отказался. Я выходила на улицу, курила со знакомыми из ИЖЛТа, и плакала. Первую четверть фильма тоже продолжала тихо плакать.

Сколько концов было в этих отношениях? Слишком, определенно слишком много на двоих людей. Но я уже добралась до последнего. Чуть позже, ближе к концу декабря, в моей жизни случилось одно достаточно сильное и важное событие, связанное с далеким прошлым. Меня это сильно задело, но я не могла никому рассказать о том, что чувствовала. У меня просто не получалось. Тогда я села и написала письмо Диме, сначала полагая, что я просто использую такой метод направленности определенному адресату для того чтобы помочь себе с вдохновением, но в какой-то момент поняла, что я все-таки очень хочу, чтобы он это письмо прочитал. Приблизительно через неделю, уже после нового года, я попросила Марию переслать Диме свои сообщения. И именно на этом моменте стоит жирная точка, после которой уже ничего невозможно добавить. Дима не стал читать. Он написал, что я его заебала и ему похуй. Написал, что Мария может даже переслать сообщения мне, что она и сделала. Так что это дословные цитаты. Одно слово: «заебала» стало той самой точкой, о которой я просила в стихотворении, написанном на следующее утро после первого расставания и о которой я потом не раз умоляла его. Только неприкрытая грубость, равнодушие и раздражение могут остановить, прекратить и убить любовь в другом человеке. Только такая форма отрицания и отталкивания врезается глубоко в сердце и в голову. Это больно, и ничего удивительного. Перестать любить это все равно что отрезать руку или ногу. Но если рука отмирает и уже не принадлежит тебе, то ее необходимо отрезать, иначе начнет мертветь все остальное тело, а там жизненно необходимые органы. Без руки, конечно, тяжело, но есть еще вторая, есть еще ноги. А без органов жить не сможешь. И нужно спасаться. Конечно, не всегда все так запущенно, как у меня. Можно лишиться всего лишь пальца, а можно просто сломать ноготь: больно, конечно, и неприятно очень, но новый вырастет, если дать ему достаточно времени. Вот так со мной и получилось. Все закончилось. Каждый раз, когда у меня появляется мельчайшее желание как-либо связаться с Димой, перед глазами застывает его «заебала», эхом повторяясь в ушах, становясь то громче, то тише. И я не могу ничего с этим сделать. Если я раздражаю человека, то тут уже ничего не сделаешь. Тут уже не только о любви, тут и о дружбе никакой речи быть не может. Вот и все. Таков реальный конец моей истории. Нескладный, кривой, слишком логичный и сухой, но, тем не менее болезненный.

Простите меня, пожалуйста, за подобное засорение эфира. Мне очень важно, чтобы это было здесь.

Начните читать, всего лишь первые несколько предложений, быть может, абзац.
Да, я не прошу вас читать все, я прошу лишь не пролистывать равнодушно сразу вниз, к другим постам. Сейчас здесь будет выложено самое сокровенное, что у меня только есть. История. Излагать события буду именно так.

сИстра – Love is a verve

Началось все в конце октября. Падал первый снег, хлопьями, так, как я это больше всего люблю. На улицу высыпали дети из младших классов играть в снежки, бегать, прыгать и просто радоваться снегу с друзьями. Радоваться чему-то новому так, как это могут делать только дети. Весело, игриво, энергично, выпуская эту энергию из себя и распространяя вокруг. Это была пятница, а по пятницам я хожу на занятия - учусь потихоньку играть на гитаре. До занятий еще больше часа, а настроение почему-то сильно ниже среднего. Не порядок. Я не тот человек, который позволит себе долго пребывать в таком состоянии. Я не думаю о том, как это изменить, я не думаю, что делать, я просто делаю. По обыкновению. Да, так я привыкла. Поставила рюкзак куда-то в сторону, около гардероба, чтобы не слишком мешался людям, а сама вышла на улицу. Не одеваясь, так, в чем была: в джинсах и тоненьком кардигане, застегнутом на одну пуговицу. Я начала кружиться под снегом, боясь поднять глаза к небу. Снег падал очень медленно, мягко опускаясь на землю асфальт, крыши домов и машин, на людей. После той зимы, прожитой за границей в тепле, где температура не опускалась ниже 5 градусов по Цельсию, я очень люблю снег, и когда я его вижу, во мне тоже просыпается нечто такое ребяческое, какое-то трудно контролируемое и несколько сумасшедшее веселье. Я кружилась, не видя никого и ничего вокруг, кроме смазанных скоростью пятен. Я брала голыми руками снег и наблюдала за тем, как он медленно плавится у меня в ладонях. Замерзала, забегала обратно в здание, пару минут прыгала на месте в тепле, и снова выбегала на мороз. И так делала несколько раз подряд. А затем на смену веселью приходит мечтательная задумчивость. Прошло уже 15 минут, детям надоело играть и они разошлись по домам, а я стояла и смотрела на ярко голубое небо, которое загораживали быстро бегущие мимо воздушные облака. Не тучи, а именно облака. Небо выглядело так безмятежно, будто бы и не зима на дворе вовсе, а самый разгар лета. Откуда-то сбоку светило солнце, а я смотрела на высокое здание, стоявшее неподалеку, представляла свое зрение камерой, или рамкой, или еще чем-то, но суть не в том, чем я его представляла, а в том, что я пыталась поставить рамки собственному зрению. И мне это каким-то образом удавалось. Я сосредоточила свое зрение на том, чтобы видеть только верхушку высотки и плывущие за ней облака. Мне хотелось увидеть движение здания, а не облаков. И я его увидела.

Я все еще стояла на морозе в легкой кофточке. Я не двигалась, не прыгала, только неотрывно смотрела на дом, облака, небо. Больше ничто меня не интересовало. Замерзла. Пришло время уходить обратно в здание. Скоро начнется занятие. Немного мыслей в тетрадку привычным мелким почерком о том, что потом будет иметь очень большое значение. zebra-v-palto.mmm-tasty.ru/entries/13440504#new. Люмен, наив - в наушниках играла классика русского рока до занятия, она же осталась и после него, только настроение сильно улучшилось. И вот я спускаюсь по ступенькам на первый этаж, ставлю гитару. Чтобы наушники не мешали мне одеваться, кладу их вместе с плеером на столик с журналом, ленясь выключить музыку, и иду забирать верхнюю одежду. Возвращаясь, обращаю внимание на симпатичного парня, сидящего немного в отдалении от того места, где я оставила вещи. Он напряженно смотрит куда-то в пространство и немного покачивается в такт музыке, исходящей из моих наушников (большие наушники шинхайзер HD 380 pro в сочетании с тихим местом превращаются в колонки). Меня это заинтересовало, и я решила переключить песню, чтобы посмотреть на его реакцию. На секунду его взгляд немного изменился, он прислушался и перестал еле заметно покачиваться. На следующую песню реакция была примерно та же. Я наконец присмотрелась к тому, как он выглядел: волосы чуть длиннее среднего, челка по моде 2007, одет неприметно, но и не как лох, сидит сгорбленно над какой-то книжкой или учебником. А почему бы и нет - мелькнуло в голове, и я села рядом.

Разговор пошел даже лучше, чем я могла бы ожидать. Не помню точно, что я рассказывала, но было что-то про дреды, про мое самостоятельное путешествие на год в Израиль в возрасте 15-ти лет, про учебу в экстернате. А он смотрел заинтересованно и рассказывал про свою знакомую (потом выяснилось, что это его бывшая девушка). Что-то будто щелкнуло в тот момент, когда я заговорила с ним, а может быть и раньше. Мы проговорили около двух часов, приходила его подруга и вскоре мы пошли к метро. Не помню, да это и не так важно - почему, но мы шли вдвоем. Обменялись контактами, потому что что-то нас явно притягивало друг к другу. Нам было приятно общаться, развивать различные темы.

На следующий день мы списались во вконтакте. Он писал огромные сообщения и удивлялся, что я, в отличии от большинства его друзей и знакомых, отвечаю на них не односложно, а такими же объемными текстами. Очень быстро стало понятно, что такого общения нам недостаточно, что нам очень хочется продолжить разговор, но так - невозможно. Созвониться в тот же день никак не получалось и мы созвонились на следующий. Мы проговорили весь вечер. 5 часов не могли оторваться от телефонов, вернее друг от друга. Рассказывали все подряд, обсуждали самые разнообразные темы так, как я люблю рассуждать в своих постах. Мы договорились встретиться на следующий же день и поехать ко мне - пообщаться в уютной обстановке, покурить кальян. Приглушенный свет, кумар и состояние расслабленности от кальяна - все это как нельзя лучше располагает к душевным разговорам, проверено временем.

Мы договорились встретиться в метро около моей школы. Хоть я и видела этого человека всего лишь второй раз в жизни, я узнала его еще со спины. Сразу же начали говорить о чем-то. После тех 5-ти часов уже не было ни малейшего ощущения, что это - чужой человек. Он уже был мне родным, да и я ему, наверное, тоже. Мы приехали, я раскурила кальян, приглушила свет и села говорить с ним. Почему-то ему было удобней сидеть на полу, а по ходу разговора я пересела к нему же. Говорили несколько часов, передавали друг другу трубку, а потом вдруг все остановилось. Время перестало идти, внезапно на нас обрушилась огромная тишина, конечно же, не имеющая никакого веса. Никто не понял, почему это вдруг произошло, просто мы сидели и держались за руки. Точнее, это можно было бы так назвать, если бы только это не было чем-то совершенно иным. Мы соприкасались только самыми кончиками пальцев, будто прощупывали почву, боясь сделать любое лишнее движение. Казалось, через подушечки пальцев мы передаем друг другу бесценную энергию. Просто тепло, не несущее в себе никакой информации. Обмен невидимыми искрами. Я не знаю, сколько времени мы сидели так, затаив дыхание и почти не двигаясь. Времени не существовало. Был только миг, тот самый миг, в котором мы существовали, в котором все было просто и понятно, где не было ничего, кроме нас и этого волшебного тепла. Когда я вспоминаю, мне кажется, что мы просидели так целую вечность, но это, конечно же, невозможно. Я даже примерно не могу сказать реального времени. Может быть, это длилось час или даже несколько, но при этом, вполне возможно, что не прошло и минуты, как мы повернулись друг к другу и прочитали все в глазах. Все стало до того очевидно, что в словах не было никакой надобности. Мы поцеловались. Счастье увеличилось в несколько тысяч раз. Кажется, ничего более невозможного и до безумия реального просто не существует. Такое противоречие могло бы испугать, и должно было испугать, но, ни страху, ни сомнениям, ни каким-либо другим мыслям в сознании не было места. Все заполнило это прозрачное счастье, обволокло все вокруг и застлало взор, застлало разум. Все изменилось, цвета стали совсем другими, люди стали совсем другими, мысли изменились, а я перестала существовать. И он тоже. Мы растворились в этом едином «мы», которое появилось в тот момент. Хотя на самом деле далеко не тогда. Нет, это было всегда. Было очевидно, что это – самое естественное состояние наших душ, (если можно пользоваться этим понятием) которое только возможно. И это было понятно без слов, но мы почему-то начали пытаться объяснить это друг другу. Мы говорили какими-то жалкими обрывками фраз, но понимали друг друга еще до того, как прозвучало бы первое слово. Все потеряло смысл и обрело его заново. Все здесь значит действительно все. Все, что мы видели, чувствовали, все, о чем мы думали: смысл жизни, наше собственное существование, существование всего, что только есть, вопрос веры – все потеряло смысл и обрело его заново за временной промежуток, который был короче мгновения. Такое ощущение, будто я все преувеличиваю, будто то, что я сейчас рассказываю – вымысел, или, по меньшей мере, сильное преувеличение. Но это не так. Подбирать слова так, чтобы это хоть как-то могло описать то, что мы чувствовали невероятно трудно, но я стараюсь. И это – правда. У меня нет причин врать, тем более здесь, тем более сейчас.

В этом состоянии прошел остаток вечера. Он был бесконечным, так казалось, но время пришло, и Диме нужно было уезжать. Расставание в такой момент - насколько это было тяжело? Это было не так сложно, пока, потому что осознание требует времени. Было слишком трудно принять это сразу. Он уехал, и на один день все растворилось, будто бы это был сон. Поверить, что это был сон было гораздо проще, чем поверить в реальность происходящего. Для меня первый день разлуки был нейтрален. Я зарядилась счастьем и источала свет так ярко, что сама чуть не ослепла, но не могла понять, почему, да и не задумывалась об этом. А вечером одно сообщение от него:

«Весь день чувствовал непреодолимое желание поскорее встретится, увидеться… воссоединиться) от этой невообразимой эйфории до депрессии… Я просто не могу без тебя».

Нет, все реально, все происходило наяву. Недоверие, сомнение, встреча на следующий день. Я очень многое успела пережить за свою короткую жизнь. И тут нечем гордиться и нечем хвастаться. Я всегда была наивной и чересчур доверчивой. С первого слова, с первого взгляда я так часто верила людям. Но время идет, если изо дня в день наступать на одни и те же грабли, то, наверное, научишься со временем думать, прежде чем опрометчиво нестись вперед снова, прежде чем выключать зрение и подвергать себя риску опять наступить на эти злосчастные грабли. Я сказала о том, что чувствую сразу же, в тот же день, в тот понедельник, день нашего единства, который навсегда врезался в память и ничем его уже не сотрешь, да и нужно ли это? В самом деле.

«Люблю». Сказать это гораздо проще, чем полностью доверится человеку, чем позволить какому-то совершенно новому, а посему пугающему чувству захватить тебя с головой. Но постепенно, шаг за шагом, пока я проводила время с ним и узнавала о нем все больше и больше, я все глубже погружалась в это чувство. Чем дальше, тем плотнее меня обволакивала та прозрачная материя. Счастье ли? Или любовь? Я не знаю что это. На этот вопрос ответа у меня нет. Я просто общалась и наслаждалась каждой секундой. С каждой крупицей информации о нем я все больше понимала, что он идеален. Скажете, идеальных людей не существует? Сколько раз я писала об этом? А сколько говорила? Объективного идеала человека не существует, к счастью, этого еще не понял только последний глупец планеты, либо тот, кто просто не желает думать о чем-то кроме банальных жизненно необходимых потребностей. Но субъективный идеал то существует. И для меня Дима оказался тем самым идеалом. Во всем. Абсолютно. Я не буду перечислять, потому что это бессмысленно, к тому же данный процесс может затянуться, просто поверьте мне на слово. Я почувствовала, что это тот человек, которого я искала всю жизнь (но разве были сознательные поиски?), тот человек, что предназначен мне судьбой, если хотите. Я не верю в судьбу, но верю в эфир и то, что ничего не происходит просто так. Вот так просто. Люди годами ищут любовь, многие десятки лет, а кто-то за всю жизнь так и не находит. А мы нашли в свои 17. И это еще большее счастье.

Очевидно, что чем больше времени проходило (а время тянулось до безумия долго), тем больше я влюблялась, тем больше я привязывалась к нему, и в таком же темпе рос и мой страх, мое беспокойство, неуверенность, а больше всего меня разъедала изнутри ревность. Он все время рассказывал про свою бывшую девушку. Он не давал мне повода для ревности, я придумала его сама, это было лишь поводом, зацепкой, чтобы моя неуверенность превратилась в нечто вполне конкретное из неопределенного и тайного. А потом я излила ему душу, высказала все мысли, которые стервятниками кружили в моей голове, а он успокоил меня. Накормил моих стервятников, и они улеглись спать. Все затихло. У меня появилась уверенность в нем. Я просто доверилась. Без особой на то причины, я просто поверила человеку. Полностью. Так, как не доверяла никому и никогда. Я не дура, нет, я просто влюбилась. Очень сильно. И это было восхитительно.

Он заболел, и я ездила к нему в больницу почти из самого центра Москвы в отдаленное Подмосковье. 2 часа туда и еще столько же в обратную сторону. Каникулы. Встать раньше, чтобы успеть что-нибудь приготовить и привезти ему, порадовать. И хоть на край света к любимому. Целыми днями я находилась там, у него. Внезапно мне стало понятно, что весь мой мир теперь крутится вокруг одного лишь человека. Что отъявленная тусовщица, привыкшая к спонтанным действиям, гулянкам, впискам, постоянной смене окружения из дикой и непредсказуемой превратилась в домашнего котенка, мяукающего и издающего странные звуки, потому что это забавляло и умиляло Диму. Я была готова пойти куда угодно и сделать что угодно для одного единственного человека. Что-то менялось во мне помимо моей собственной воли, но мне это нравилось. Мне нравилось быть рядом с ним. Это было мило. Бывало, что я уже ложилась спать, но не могла уснуть от мыслей о нем и писала в черновики в сообщениях подобное:

«Приятно думать о ком-то перед сном. Приятно ценить каждую минуту и секунду проведенную рядом с тобой. Хочется засыпать только рядом с тобой, или в полном одиночестве. С тобой – это ведь так естественно. Все эти вписки мне опротивели. Непривычно, странно, не похоже на меня. Мне больше не хочется свободы и самостоятельности. Мне хочется зависимости от тебя, и если и ехать куда-то, то тоже только с тобой. Любая ночь, которую можно было провести с тобой, но которая не проведена с тобой – не доставит никакого удовольствия и будет абсолютно бессмысленной. Чувства, полные эмоций (а я разделяю эти понятия), чувства, которые так многогранны, что их можно описывать до бесконечности – я люблю тебя. Обожаю твои объятия и тону в твоем тепле, в твоих счастливых глазах, от которых я не могу отвести взгляда. Такие банальности у меня в голове, но это то, что есть. Когда ты рядом, я теряю все слова, так что в том, что я пишу все-таки есть смысл. Я, кажется, вообще обо всем на свете забываю, стоит мне оказаться рядом с тобой. Голова в тумане эйфории. Плохо ли это, скажи мне?.. Может попробовать пописать стихи так? Тебе я все равно не покажу – даже не проси. Я ведь бездарна, но не хочется сейчас писать об этом. Хочу к тебе. Как можно скорее… Завтра утром. Жду». Да, это все написано в черновиках сообщений и лишь с одной целью – дать ему телефон в руки на утро и смотреть на то, как он улыбается. Все это похоже на магию. И главное - все это было взаимным. Невозможно было этого не чувствовать. В каждом взгляде, в каждом сообщении, в каждом движении и, конечно же, в каждом слове была та же любовь и нежность с его стороны, что и с моей.

Все это продолжалось почти 2 месяца, а потом резко оборвалось. Он меня бросил. Почему? Я и сама сначала не поняла. Все было так замечательно, так изумительно и да, похоже на сон, но это была реальность. Он бросил меня одним сообщением вконтакте, из которого было ясно только одно – он решил, что видит свое будущее только с одним человеком, и это, увы, не я, а его бывшая. В чем дело? Что произошло? Как такое вообще могло произойти? Такие вопросы я задавала себе, но не находила ни одного ответа. Это был конец декабря. Мои родители уезжали на новый год и мы с Димой планировали праздновать вместе. Но все разрушилось в один момент. Проблема была в том, что я еще не могла в это поверить. Для того, чтобы во что-то верить нужны аргументы. Вера на пустом месте может быть только во что-то прекрасное, а это событие, конечно же, никоим образом не было прекрасным, и совершенно не вписывалось в мое видение реальности. Я решила для себя, что все это неправда, что он ошибся, что что-то не так и у меня еще есть шанс. Все это было на уровне чувств, но слов я не могла подобрать. С огромным трудом я легла спать в тот вечер, а на утро мне пришло вдохновение, и я написала ему стих о своих чувствах. zebra-v-palto.mmm-tasty.ru/entries/14534503#new

Неопределенность, путаница в мыслях и невероятных размеров надежда – вот все, что у меня было в тот период. Спасибо этому уютному сайту, спасибо тейсти, новый год, не смотря ни на что, прошел отлично. 31 декабря днем я позвонила Диме на домашний – очень хотелось тихонько поздравить его с новым годом, пока еще не началось празднование. В то время, что у меня не было возможности связаться с ним (я ведь не писала во вконтакте, я только снова и снова звонила на мобильный и слушала гудки) в своей голове я постоянно говорила с ним. Я то унижалась и умоляла его вернутся, то описывала свои душевные страдания, то пыталась придумать, как спросить его – а как же он? Что с ним? Я ведь не могла не беспокоиться. При этом я отлично знала, что стоит ему поднять трубку – и я не смогу сказать ни слова из того, что так долго и упорно придумывала, все вылетит из головы. Но это не мешало мне продолжать выстраивать все новые и новые формы повествования для потенциального разговора с ним, находить все новые и новые слова, которые мне бы хотелось ему сказать. Это помогало мне держать себя в руках и ничего не писать. Мириться с тем, что он не подходит к телефону и просто ждать. Да, я надеялась, что время поможет ему понять, что он принял ошибочное решение. Я была уверена в том, что это недоразумение, и стоит мне только увидеться с ним, как все снова встанет на свои места. Он мне снился. Почти каждый день. Я грезила наяву. Но продолжала ждать. У меня были билеты в консерваторию на 6-ое января, куда он так хотел пойти. Это был мой подарок ему на новый год. Да, мы оба очень любим классическую музыку. В музыке у нас вообще не было разногласий, не смотря на то, что я меломанка и слушаю очень разную музыку. А в тот момент я просто ждала до последнего. Я хотела уговорить его пойти со мной. Мне нужна была встреча, потому что я действительно верила, что после нее все изменится.

Когда, 31-ого декабря, я позвонила ему на домашний, к телефону подошла его мама. Я поздравила ее с наступающим, а она поздравила меня. Димы не было дома. Я звонила еще 4 раза. Каждый раз его не было дома – еще не приехал, в Москву уехал зачем-то. Даже тогда, когда уже наступил новый год, одной из первых моих мыслей было позвонить и поздравить его. В четвертый раз трубку поднял его брат. Сказал, что сейчас даст Диме трубку, а потом связь оборвалась. Было очевидно, что он дома, и я позвонила снова. Ответила его мать. Его нет? Но он же дома! Дайте ему трубку, пожалуйста! Он в ванной? Это же не правда! К своему собственному удивлению, я услышала в своем голосе откровенное отчаяние. «Ну я не знаю, что делать, бери трубку». Я оборвала связь сама. В тот момент я поняла – все вранье. Он не ответит мне ни на мобильный, ни на домашний. Как же мне было стыдно в тот момент за то, что я доставала его мать. Всех их. Больше я не звонила на домашний. Только на мобильный. Я не могла сдаться так просто. Это был до боли родной мне человек, мне нужно было вернуть его, а для начала разобраться в том, что происходит. Поэтому я звонила ему на мобильный с бабушкиного телефона (у самой никогда денег не бывает). Я брала телефон и звонила по 10 раз подряд, отдавала телефон, а потом брала его снова. И так с первого дня. Сначала я надеялась на то, что он подойдет к телефону, волновалась каждый раз, но постепенно это превратилось в своего рода привычку. Я просто набирала тот самый номер, даже звучание которого при наборе с включенным звуком клавиш, мне нравится, и слушала гудки. Меня это почему-то успокаивало.

Еще в двадцатых числах декабря я обнаружила то, что Дима не вышел из почты с моего нетбука. Но тогда я не решилась ничего читать – личная информация для меня была неприкосновенна. Тем временем от нового 2013 года прошло уже несколько дней, но ничего так и не менялось, и я решилась. Не сдержалась. Прочитала. Я знала, что он ведет переписку с подругой по почте. Я не ожидала найти там что-то важное, я просто хотела узнать как он и что с ним, но нашла нечто более важное для меня. В одном из последних сообщений, датированных еще в тех числах, когда мы встречались, он сравнивал меня и свою бывшую. Целеустремленный, преуспевающий в учебе и усердно работающий человек – она, и я, которая не знает, что будет делать в будущем, собирается сбежать из дома, да еще и почему-то так сильно уверена в нем и в этих отношениях, что только отпугивало, видимо. Хотя откуда мне знать? Но факт есть факт - я проигрывала ей. И это было очевидно, причем с самого начала. Таким образом у меня появилось хоть какое-то объяснение произошедшего, и я зацепилась за него. Это было второе января. Я впервые написала Диме. Зачем-то рассказала про почту и попытала удачу - попросила его пойти со мной в консерваторию. Ничего не вышло. Пустота. Внутри и вокруг. Надежда, которая сначала была такой огромной, но все расшатывалась с каждой секундой, как наше счастье оставалось все дальше и дальше в прошлом, теперь и вовсе упала. Но не исчезла. Надежда сама стала такой же жалкой и бесполезной, какой была и я сама. Но она все еще была. Ведь он ошибался. Я ведь совсем не такая.

Пятое января. Я в гостях у новых знакомых с нового года. Сижу одна, задумавшись о чем-то. Читала. Почему-то прервалась. Рядом на кровати лежит телефон. Зачем-то взяла в руки, пальцы на автомате набрали его номер. Звоню. Почему? Привыкла. Слушаю гудки. Они меня почему-то успокаивают. Он берет трубку. Ну конечно же – это ведь незнакомый номер! Сердцебиение участилось, дыхание перехватило. Але. Да, это я. Не бросай трубку сразу, пожалуйста. Как ты? Все хорошо? Нет? Болеешь? Выздоравливай. Как новый год провел, я уже читала, да. А я? Приехали чужие люди, но было очень весело. Да, я как всегда, человек-спонтанность, но я познакомилась с замечательными людьми. Да, возможно, группа. «Ну наконец-то», вздыхает он. Странно. Говорю с ним спокойно, даже мяукнула, а он опять сказал, что это мило. Зачем ты это делаешь? Так не мяукай тогда. Хорошо. Знаешь, – я начала дрожащим голосом – ты ошибся, я ведь совсем не такая. Обидно, что ты так и не понял меня. В ответ – смех. Что? Ты на счет того, что написано в письме? Забудь об этом. Что? Я могу рассказать, в чем дело на самом деле, но не хочу. Легче написать во вконтакте. Нет уж. Настояла на том, чтобы рассказал, и затаила дыхание. Посмотрела на свои руки – дрожат. Страшно, куда же без этого. Начал. Помнишь, я рассказывал, как в конце ноября я провел вечер с Региной (своей бывшей девушкой) и ее семьей? Я смутно вспомнила что-то про шашлыки и экстрасенсорные способности. Когда он рассказывал это впервые, я ревновала и не могла нормально слушать то, что он говорил. Это было давно. Так невыносимо давно. Слушаю дальше. Так ты помнишь? Да-да, помню. Тогда она призналась мне в любви. Все. Дальше можно было не продолжать. Он просто сделал свой выбор, и он оказался не в мою пользу. Но нет, у меня еще был один крайне важный вопрос, который я успела задать: я спросила, чем тогда были наши отношения, все эти чувства на двоих, понимание с полу слова - неужели все это было всего лишь хорошей актерской игрой, и если да, то зачем? А он просто сказал, что лжи не было, что все было бы совсем иначе, если бы не тот единственный вечер. Если бы не она, то он был бы со мной и был бы счастлив этому. А потом пришли ребята, поняли, что происходит, начался балаган, Дима начал смеяться, а они отняли у меня телефон. Мы зачем-то куда-то ходили, а я почти не отрывалась от телефона, записывала то, что не могла не писать: «Да, это больно, мучительно, руки дрожат, зато я услышала его голос. Теперь все встало на свои места окончательно, больше нет надежды и нужно просто сдаться. Сердце болит»;

«Люди. Я не понимаю с кем я и зачем я здесь. Кажется, что все в порядке, что я такая, как и всегда – веселая и беззаботная. Говорю то, что нужно и тогда, когда нужно, а в мыслях сомнение: а нормально ли это? В привычном порядке вещей явственно ощущается фальшь».

«Я не хочу оставлять тебя в прошлом, не хочу проводить черту, отчаянно не хочу отпускать все это. Мне больно, понимаешь? Очень больно… Я хочу быть с тобой. Сейчас тому, что у меня в голове невозможно подобрать слов».

Вернулись. Я немного посидела и пообщалась с ребятами, но в скором времени ушла в туалет. Они встречаются, так зачем мешать им своими мучениями, зачем портить людям настроение? Лучше посидеть немного наедине с собой. Я сидела на полу и снова набирала сообщение. Очень хотелось плакать, но не получалось, так что я просто набирала буковки:
«Правда, я не знаю, что мне делать. Я, наверное, действительно глупая. Это ведь все так весело - так легко говорить с тобой, будто бы мне все равно, голос с ноткой сарказма, немного издевки и так нелюбимого тобой троллинга, проскальзывает равнодушие, хотя нет, настоящие эмоции тоже разглядеть можно, но они подавляемы, ведь я все так же не люблю показывать слабость. Хочется сесть и писать стихи о боли, о недоверии к людям или о потерянном доверии, о том, что чудо не существует, но ведь это не я, не то, чем я являюсь и не то, что я хотела бы донести людям. Сейчас все кончено. Пойми. Пойми. Пойми. Для того, чтобы до меня окончательно дошло, для того, чтобы это врезалось мне в сознание, оставив не просто кровавый след, который затянется через секунду, а глубокий подлинный шрам, нужно, походу, вырезать это мне на руке, как в пятой части поттера, раз за разом воплощать моральную боль в физическую. Только так, наверное, до меня дойдет то, что произошло. Тот факт, что больше ничего не изменить. Надежды были напрасны. Все зря. Просто повторяй про себя болезненную мантру о том, что этот человек больше никогда не будет с тобой, осознай, что встреча не принесет ничего, кроме новой боли, выкинь рубашку, чтобы не напоминала, не пиши больше, не ищи встреч, не жди пятниц. Можешь плакать, да, разрешаю. Сейчас никто не видит. Ты сидишь в туалете и набираешь сообщение, как всегда, в пустоту. Никто не узнает, что сегодня что-то умерло внутри, что нечто важное просто закончило свое существование.

Скажи, что не любишь меня и не любил, что от самого начала и до самого конца все было ложью, что мне ни в коем случае не стоит становится твоей подругой и общаться по-дружески. Если ты этого не сделаешь, я уговорю тебя, останусь рядом. Забери у меня рубашку. Не оставляй мне возможностей цепляться за тебя, перенося из прошлого в будущее. Боже, как же невыносимо больно даже не говорить, а просто писать об этом как о прошлом. Дай мне забыть тебя, я не смогу сделать этого самостоятельно. Я. Не. Могу. Просто скажи мне в лицо, что тебе наплевать. Это же так просто. Убей меня, чтобы я не убила себя потом самостоятельно. Я не хочу удерживать тебя как-то провокацией, шантажом, я хочу уйти, просто я не знаю, где взять на это сил».

Все, силы действительно закончились, я больше не была способна на то, чтобы писать. Это был тот самый момент, когда я наконец поняла, что все потеряно, что больше ничего не вернуть. Позвонила единственному человеку, которому я только могла позвонить тогда. Точнее скинула бесплатку, а он перезвонил. Говорила что-то о том, что я жалею, что я не дура, и плакала. У меня все-таки получилось это сделать. Спасибо. Мне это было необходимо. На этом почти все закончилось. Осталась только встреча. До этой пятницы, до конкретно этого момента, у меня еще оставалось около недели. На что я их потратила? Конечно же на размышления. А разве я могла иначе? Ведь для меня во всей этой ситуации все еще остались белые пятна, как на карте мира остаются неизведанные земли. Вот их то я и заполняла. Только взялась я за это очень поздно – вчера вечером. Я сидела в интернете, бесцельно, что стало привычным за последние дни. Написала однокласснице, чтобы немного пообщаться, помогла ей советом, а потом у меня лишь возникла мысль. Снова о Диме, и я уже начала писать. Я задумалась о том, в чем моя главная проблема. Почему мне так тяжело, почему я так сильно влюбилась? Отмотала в прошлое и задумалась. В чем дело? Что было не так? Почему я так сильно доверилась человеку? Как я позволила такому случиться? И все встало на свои места, стоило только найти и задать себе правильные вопросы. Я вспомнила тот переломный момент, когда все мои тревоги рассеялись. На тот момент мы встречались всего неделю, у моей мамы был день рождения и я была очень уставшей, когда села (а точнее легла) за компьютер.

«я безумно хочу к тебе. вот. все. это все, что я хотела написать. я сегодня очень устала. сейчас совершенно обессиленная заправляла постель и думала о том, как напишу тебе вот это. и до этого, пока сидела и курила кальян. вообще очень, действительно очень много думаю о тебе. я не просто поражаюсь тому, что происходит, что со мной происходит, я начинаю бояться этого. бояться того, что однажды я могу тебя потерять. странно. я, вроде бы, привыкла жить настоящим, но уже не могу скрывать от самой себя, что я, как типичная баба, продумываю каждую деталь нашего будущего. совместное жительство, ты всегда рядом, может, детишек даже, хотя черт, я же их ненавижу… но мысли есть. и да, это то, о чем я уже как-то мимоходом говорила - из меня точно не получится карьеристка, я не смогу жить самостоятельно, зарабатывать достаточно денег тем, что мне нравится, я это просто знаю. но ты сможешь. и в этом я тоже абсолютно уверена. и эта перспектива домашней жизни, о которой нет, я задумывалась раньше, но она никогда не выглядела для меня привлекательной, но с тобой - это совсем иное. быть с тобой… всегда… это же идеально. как ты идеален. я хочу полагаться на тебя. полностью. и отдавать тебе всю себя, все свое время без остатка. нечто настолько женское, типичное, что всегда казалось мне странным, а теперь есть во мне самой. так странно.

мне становится немного страшно от таких мыслей, но их так много, что я не могу уже от них убегать. а мы вместе ведь так мало… слишком. мало. мне кажется, ты испугаешься таких моих мыслей. мое сознание отторгает это как нечто противоестественное моей свободолюбивой природе. да, то, что я сейчас пишу, правильней было бы написать куда-нибудь в пост, а не тебе. ты ведь действительно можешь просто испугаться. и убежать. как убежал мой собственный отец. но… ты просил говорить, когда меня что-то беспокоит, поэтому я пишу. вместо того чтобы и дальше отвергать эти мысли, я, как последняя дура, пишу это тебе. во мне так много надежд, так много веры… в тебя, в себя, в нас… в наше общее будущее. все это так ново и непривычно для меня. я никогда в жизни не чувствовала ничего подобного, никогда в жизни никого так не любила. знаешь, у меня есть такая особенность - стоит чему-то закончится, как я сразу переворачиваю страницу и все, я к этому больше не возвращаюсь, это уже прошлое. я спокойно могу отнести к прошлому то, что было еще вчера, если оно уже закончилось. как будто я смотрю на свою жизнь сверху. так, несколько иначе, чем большинство людей. оцениваю, да, постоянно анализирую. и то, что я сейчас пишу - лишь выводы, которые я сделала в процессе самоанализа за последние (сколько?) неделю? всего лишь неделя, да? полторы, скоро будет две. да хоть три, хоть месяц, мне кажется, что это совершенно не важно, ведь мы вместе, едины так, как никогда и ни с кем, и тут уже действительно наплевать на время - хоть прошла минута, секунда, час, день, неделя, хоть и больше. еще в понедельник, в тот понедельник, это все было так очевидно. но я убегала до настоящего момента. нужно было как-то осмыслить себя, нас, себя в этом "мы", проанализировать. да, я сама поражаюсь тому, насколько мне это необходимо. поток сознания. я пишу все это на одном дыхании, зашла ведь просто написать напоследок, перед сном, о том, как ты мне нужен, и лечь спать, потому что меня уже вырубает. но пальцы летают по клавиатуре, и я даже не заметила, как успела написать так много. так классно знать, что ты все это точно прочитаешь, что я пишу не в пустоту, а той, второй частичке себя, находящейся по другую сторону монитора, пускай нас и соединяет сейчас лишь эта сеть, паутина, в которой так легко увязнуть, и все, каждый, и мы с тобой не исключение - увязают в ней. даже не знаю, плохо это или хорошо, или вообще нейтрально. сейчас возможно и последнее. вполне. я постоянно ловлю себя на том, что я даже мысленно подражаю тому, как ты говоришь, твоей мимике и прочему. ты - часть меня, а я - часть тебя. это нечто невероятное. и снова я начинаю застопориваться на том, что все уже сказано, написано, продуманно и сделано за меня

я люблю тебя. хочется написать только это. написать ли? сказать, говорить до бесконечности, кричать, шептать, петь - я не знаю. просто это невозможно донести словами. то, что я чувствую - безграничная власть одного единственного чувства, одного единственного человека надо мной. да, я тоже очень "люблю" тавтологию, но умудряюсь не замечать, не заострять на ней внимание. мне плевать, если то, что я пишу неграмотно, плевать, если я забываю о знаках, повторяю одни и те же слова, слишком часто использую местоимение "я", хотя будь это пост, я бы наверняка придралась к этому, постаралась бы это как-то исправить. но не сейчас. сейчас это такая мелочь, ради которой я не вижу смысла прерывать свой поток мыслей, поток сознания, как это называет Оля. ведь я действительно пишу сразу же то, что думаю, записываю слова и фразы, возникающие в моей голове. что-то я на самом деле написала слишком много, но я не могу остановиться. или могу. но. не хочу. просто не хочу. если бы ты мог читать мои мысли, а я могла бы читать твои - мы не увидели бы ничего, кроме того, что говорим друг другу, или того, что как раз вот сейчас собираемся сказать. ничего более. мы искренни и откровенны друг с другом. потрясно (ахахах), да, именно так. и снова возникает какой-то страх. я слишком погружаюсь во все это, ныряю с головой, забывая обо всем, что было раньше, обо всем, к чему когда-либо приходила. я ведь столько раз падала, стоило только взлететь, столько раз меня кололи, бросали, вставляли ножи в спину. если бы моральные шрамы сразу же материализовывались на теле, я была бы вся покрыта ими. все мое тело. но я почти идеально чиста, будто бы всей той грязи и не было вовсе. а счастье заставляет на бесконечно долгие мгновения забывать обо всем опыте, данном мне жизнью, о том, чему я успела научится, и я просто кидаюсь в этот омут, сломя голову несусь в этот туман, не желая думать о том, что он может принести. я, наверное, чересчур уверенна в тебе, поэтому позволяю себе такое. но что-то заставляет меня боятся, в страхе оглядываться назад и после этого с ужасом смотреть на то, что я делаю. какая-то часть моего сознания, сохраняющая весь мой накопленный опыт и направляющая, помогающая применить его в жизни, она кричит, вопит и гневно восклицает: "ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! ОСТАНОВИСЬ, ПОКА СНОВА НЕ НАСТАНЕТ БОЛЬ, ПОКА НЕ СТАНЕТ ЕЩЕ ХУЖЕ, ЧЕМ ТЕБЕ КОГДА-ЛИБО БЫЛО НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ". и я знаю, что так и будет, если… если ты уйдешь… я уже не смогу жить без тебя. я схожу с ума. хотя стоп, о чем речь? я уже давно сумасшедшая. отлично, ты встречаешься с сумасшедшей.

все тело ноет и голова раскалывается. может быть, это потому что тебе сейчас так плохо? может быть, я могу забрать часть твоей боли? а вообще, я ведь тоже не особо люблю свой организм. он слабый, и я даже вполне отдаю себе отчет в том, откуда исходят корни этой проблемы - из того, какой образ жизни вела моя мать незадолго до моего рождения. о да, я слабая. вечно притворяюсь. хочу, чтобы меня видели сильной, волевой, самостоятельной, но на деле мне такой никогда не стать. всего лишь слабый и беззащитный ребенок. а ты говоришь, что я сильная. нет, это совсем не так. всего лишь притворство, которое достигло таких масштабов, которое настолько укоренилось во мне, что даже ты не можешь сразу снять с меня этих масок. но я открываюсь тебе сама. и в этом, и во многом другом. я хочу, чтобы ты, и только ты видел меня настоящую, без всего этого показательного, скинуть все эти ограничители, которых с 14-ти лет я понаставила ооочень много. ведь да, я хочу связать с тобой всю свою жизнь. и уже связала. страшно. как было бы здорово, если бы ты мог меня обнять сейчас. твои объятия успокаивают, дают безмятежность, спасают ото всего, от любых мыслей, которые появляются в моей дурацкой голове. я столько пишу, потому что постоянно себя слишком накручиваю. вспомнить тех же ларису и катерину. я хочу быть катериной, я притворяюсь, что я такая и есть, и мне верят, но на самом деле лариса мне гораздо ближе, и это несколько (да нет, довольно-таки сильно) угнетает. все эти проблемы - они надуманны.

надо просто наслаждаться тем, что у меня есть сейчас, переживать каждую секунду, каждое мгновение этих эмоций, которые переполняют меня, когда я с тобой. и днем я так и делаю. даже когда тебя нет рядом - сейчас я наслаждаюсь тем, что я живу, тем, чем я занимаюсь, тем, что я думаю о тебе. я все делаю правильно, так, как это требуется в соответствии с моими принципами и еще с кучей всяких различных норм, к которым я пришла по прошествии этого времени. но не сейчас. наверное, это потому что сейчас полночь - из-за этого меня так несет, я пишу и не могу остановится, наверное, около часа, и не знаю, когда я смогу это остановить. есть еще столько мыслей, столько слов, которые мне хочется тебе рассказать, которые я хочу до тебя донести… наверное, надо бы остановиться, пока это не переросло в нечто совсем уж запредельное своими размерами, и пойти спать, как собиралась.

напоследок, как и собиралась, еще раз: я люблю тебя. улыбайся, живи, выздоравливай, будь счастлив каждое мгновение своей жизни, даже… даже если все вдруг закончится».

Это было самым искренним из всего, что я когда-либо в своей жизни писала. Я открылась ему полностью, со всеми своими страхами, неуверенностью и прочим. Я любила его. И люблю. А он тогда прочитал и позвонил мне сразу же. На тот момент было уже около двух часов ночи. Он сказал, что рад, что у меня такие мысли, что это значит, что я серьезно воспринимаю наши отношения. Было еще много слов, но сами слова не важны сейчас. Важен результат: он снял все мое беспокойство и дал мне уверенность в нем и в нас. С того момента я больше не сомневалась, а ревность постепенно почти полностью сошла на нет. Я научилась контролировать ее. Знаете, когда я перечитывала вчера ночью этот пост, я не могла остановить слезы. Перечитав это я поняла, что как бы не старалась, я не могу поверить в то, что то, что было в самом начале наших отношений – ложь. Нет. Это невозможно. Именно в тот момент я и решила написать этот пост. Чтобы немного разобраться в том, что и как происходило, я пошла перечитывать нашу с ним переписку. После этого все стало еще более понятным. По переписке легко проследить огромное количество милейших сообщений от него и от меня и резкий переход где-то в конце октября-начале ноября. Его сообщения стали сухими, как и то, что он говорил по телефону, он стал писать реже и больше о чем-то стороннем, чем о нас. О быте, аниме, учебе и прочем, но только не моя любимая псевдофилософия или наши чувства. Максимум - сухое "я скучаю", и то не понятно, как оно туда затесалось. И я ведь почувствовала фальшь, я писала, что мне не нужны отписки, подобие сочувствия и ни капли искренности. Я как те некомпетентные врачи увидела симптом, но лишь поставила себе галочку, не задумавшись над тем, что послужило причиной его появления. Я все видела, но не видела болезни за симптомом. Моя уверенность была слишком сильна. В итоге получается, что я была слепа и сама виновата.

Но у меня был месяц. Один месяц все было искренне. Может быть, я слишком сильно верю в людей, но я не могу признать, что он мог поступить со мной так жестоко. Что он мог говорить о любви, не чувствуя ее, дать мне уверенность, когда для нее совсем не было бы повода. Нет, не могу. И пусть все, что есть у меня в распоряжении, это мои воспоминания и переписка вконтакте, я уверена в том, что тогда это не было ложью. И только он сам может разубедить меня в этом.

Последняя точка будет поставлена именно сегодня и именно сейчас. Сегодня пятница, скорей всего он приехал на курсы по физике, а я сижу на лестнице и жду. По моим часам осталось 13 минут. Сердце бьется как сумасшедшее – я его увижу. Это, скорей всего, будет последний раз, когда я его увижу. Ну не общаться же мне с ним по-дружески, хотя и такие мысли были. Я не садистка. Я не смогу так издеваться над собой. А чего же я, собственно, хочу? Увидеть его, конечно же. Я безумно соскучилась. От тоски, наверное, уже давно с ума сошла, тем более если я сижу сейчас здесь и пишу эти строки. Я хотела бы обнять, поцеловать его, но, конечно же, этого не будет. Я хотела бы взять его за руку, проверить, существует ли еще та энергия, которая циркулировала между нами в тот самый понедельник, или просто согреть свои заледеневшие руки. Я все еще трясусь. Меня все еще тошнит. Сегодня вообще очень странный день. Все мое внимание сосредоточено только на этом посте, который в итоге так и не стал историей, как я хотела. Он стал просто выбросом эмоций, который дался с огромным трудом. Сидела сейчас в макдаке неподалеку и писала, полностью погрузившись в то, о чем пишу. Пока я описывала самое начало было ощущение, будто все это снова реально. Настолько реально, что мозг снова отказывался верить фактам, пока я не дошла до них, и не пропустила их через себя. Снова.

И что же дальше? Честно? Я сама не знаю. Надо попросить его сказать мне все в лицо. Что он меня не любит, что все – ложь. Так, как я и писала в сообщении. Да только хватит ли духу? И это ли мне нужно? Я ведь верю, сейчас я все еще верю, но не в чудо, а в его любовь. Что она была настоящей, что наши чувства хотя бы первый месяц не были подделкой.

Все. Конец. Я не знаю, зачем я просидела там лишние полтора часа. Просто не хотелось мириться с тем, что я не смогу его увидеть сегодня, ведь вся эта история была написана с главной целью - встретиться с ним и оставить все это раз и навсегда в прошлом. Наверное, кто-то до самого конца ждал хеппи энда. Знаете, я ведь тоже его ждала. И до сих пор жду. Надежда - слишком живучая штука. Сейчас она больше похожа на пиявку. Маленькая и мерзкая, высасывающая из меня кровь по капле. У меня уже ни на что нет сил. Надежды уже не должно быть. Он не оставил ни шанса. Хочется увидеть его. Любовь. Дерьмовая штука. Дарит наивысшее наслаждение и счастье, но тут же забирает, когда ты и насладиться то по большому счету не успел. Все, что осталось - это мучительная боль и пустота внутри. Зияющая дыра. Хватит. Я не хочу больше испытывать подобного. Моя жизнь все-таки нашла способ преподать мне этот урок так, чтобы я его усвоила: не стоит полностью доверяться людям. Не стоит привязываться к людям так сильно, хотя этого я и так не делаю. Дима был исключением из всех правил моей жизни. Я никогда больше не поддамся. Глушить свои чувства еще в зародыше я умею очень хорошо - сколько раз получалось, так что нет. Хватит.

Да, концовка получается слишком пессимистичной для моего тлога, для такого человека. Нет. Это было здорово. Давай, посмотри на это так, ты можешь. Это действительно было замечательно. Я парила от счастья, я испытала то, о чем кто-то и за всю жизнь никогда не узнает, а главное - не поверит. Вера все так же является главным. Теперь осталось только поверить в то, что счастье вполне возможно и без любви. Что ж, миссия выполнена. История написана, чувства выстраданы, точка поставлена. Спасибо каждому, кто остался со мной до самого конца.