Posts with tag Леня
14:45
Если вкратце - проблемы, очень много проблем, много то ли блядства, то ли насилия, я так точно и не могу ответить на этот вопрос. Первый раз стопроцентное насилие, к тому же ещё и пьяной меня. Мне тогда только-только исполнилось 15.

Потом Леня, который барабанщик и первая любовь, скажем так, отнёсся к моему опыту с осуждением, а не сочувствием, и с того момента у меня совсем крыша поехала, подозревала у себя раздвоение личности, потому что никак не могла понять, почему я веду себя именно так, когда доходит до дела. По сути никогда этого не могла даже самой себе проговорить, но, видимо, сначала было насилие, а потом я пыталась верить, что мне все это нравится, и что я делаю это по своей воле, потому что не могла признать, что это не так, а других объяснений быть не могло, в результате я на достаточно долгое время себя расщепила на две части, по-моему, я их называла просто первой и второй, но может там ещё что-то было, давно, но в дневниках, думаю, можно найти.

Мне и сейчас трудно это писать, просто потому что признавать, сколько раз я позволяла насилие над собой адски страшно.

Но при этом на протяжении многих лет такого рода интерес был единственным, который я знала, и единственным, что хоть как-то помогало мне иметь хоть сколько-нибудь приемлемую самооценку. Я была уверена, что меня никто и никогда не полюбит, но меня хотя бы хотели, значит, я всё-таки хоть сколько-то привлекательна. Правда, потом я начала натыкаться на высказывания и тексты в интернете, мнения от друзей и приятелей, что чтобы переспать с кучей девушек нужно быть альфа самцом, и это круто, а чтобы переспать с кучей парней нужно просто быть блядью/шалавой/давалкой и тд, и внешность тут вообще не важна, тут я ещё больше съезжать начала.

Потом я наконец-то начала встречаться с парнем, в которого была влюблена, но он был девственником, меня не хотел, и с этим все было очень плохо, я потом долго пыталась утешать себя мыслями, что он просто был латентным геем, но все это было очень неприятно и унизительно.

Потом был человек, с которым я поделилась какими-то мыслями, которые могла сформулировать, что вот, я не знаю, что такое оргазм, завидую всем мужчинам до отчаяния и трясучки, мечтаю, чтобы появилась реальная возможность изменить пол, ибо так, как это возможно сейчас, это ничего толком не изменит. Поныла, человек стал бросаться словами, что мне просто нужен хороший мужик, и порывами меня "вылечить", это сейчас я понимаю, насколько это абсурдно, а тогда поверила и зацепилась, потому что это был шанс, так это для меня выглядело, я была одержима этой мыслью и в итоге через несколько месяцев все же соблазнила того парня, а через недельку где-то узнала от нашего общего друга, что "ему не понравилось", и решила, что теперь стану фригидной, что в этом совсем нет смысла, ведь ни я, ни мои партнёры не получают удовольствия.

Потом был ещё один, который пытался меня "лечить", но единственное, чего он этим добился, это того, что просто ничего не изменилось. Может быть, было бы лучше, если бы тогда все и прекратилось, но нет. Со следующим постоянным партнёром у меня начались уже физические проблемы, которые за девять месяцев регулярного секса (для моей жизни абсолютный нонсенс) доросли уже до полноценного вагинизма, хорошо хоть теперь, спустя примерно два года после того, как это началось, я всё-таки узнала, что это такое. Но это не меняет факта и степени пиздеца, в котором я теперь нахожусь.
19:20 – 20:12

Итак, что мы имеем? Как фон: два проставленных зачета: один автоматически (греческий), другой авансом (физ-ра), неясная дата испанского и романской филологии, шесть дней зачетов подряд, хронический недосып, нагрянувшее «веселье» в виде 11, а потому состояние «я сейчас заплачу». Сегодня генеральная репетиция и запись песен на видео, на конкурс. Плакать нельзя, потому что макияж. Нужно играть на джембе и петь одновременно, во мне крайне не вовремя включается перфекционист и хочется, чтобы все было идеально, но я лажаю. С джембе, с громкостью, с нотами, со скоростью, со вторым голосом. Везде. С людьми. Никуда не исчезающая паника. Невозможность хоть что-то кому-то сказать. Смотрят в глаза, а мне еще больше хочется плакать. Что, ну что ты там видишь? Ты, и ты, и ты тоже! Боже мой. Перерыв. Звонит Никита. И жалуется на Асю, пересказывает ситуацию. Вступаюсь и тут же жалею. Девочку жаль. И нельзя быть односторонней. Но. Не тогда, когда человек в состоянии. Дура. Снова дура. Снова перерыв. Звоню Адельфосу. На что надеялась? Не понятно. Как всегда, не берет трубку. Звоню папочке. Сонный. Отвечает что-то неразборчиво. Хочется выговорить все, что на душе, хочется рассказать именно ему. То, что во мне бурлит, но. Только семье. Леня – семья для меня. Я для него точно нет. Но для меня все по-другому. Это как в этом дурацком аниме «последний серафим». Как-то так. Глупо совсем. Не важно. Я в коридоре, на глаза все еще выступают слезы. «Все можно держать под контролем». Возвращаюсь, и так обидно почему-то, что слезы почти вырываются. Чего я ждала? На что я надеялась? Салфетку у Ани и в туалет на пятый, не уходи в истерику. Собралась. Спела, сыграла, все сделала, молодцом. Позировать? Отлично. Ох, черт. Пишет, что сегодня пересечься. На стенку лезть, как хочется пересечься, или чтобы приехал, я была бы счастлива, но я даже говорить не могу, и ночь будет почти бессонная. И много кофе. Усталость удваивает вес моего тела.


Итог: нервное напряжение в окружении группы, начавшаяся сессия давит, нервы, нервы, нервы. Результат: резко начавшее болеть горло. Хей, мне там улыбаться надо, да? На камеру. И петь. Громко. Весело. И завтра. Покричать: «ВЫ ИЗДЕВАЕТЕСЬ, ЧТО ЛИ?!» и окончательно избавить себя от необходимости открывать рот, только играть и улыбаться все равно нужно, и говорить там еще что-то, и тест никуда не денется, и. Я любитель убегать. Я всю жизнь только и делаю, что создаю образ человека без страха, который всегда идет напролом, а на самом деле… бежать, бежать, бежать, бежать.
Animal ДжаZ – как дым.


Перерыв на час в электричках. Выскочила на станцию раньше на кольце. Опечатываюсь раз в десять чаще обычного и почти не замечаю ошибок. На улице снегопад. Мне совсем некуда деваться. Я повторяю как болванчик: хочу января, январь, январь, он скоро, он наступит, январь, январь, январь. Никогда нельзя доводить себя до такого состояния. Я не могу даже посмотреть на себя со стороны. Только жаловаться или повторять мантру о январе. Я ничего не могу сделать правильно. И мне не с чем обращаться вовне. Потому что сейчас подобное обращение, вроде «помогите» или еще что-нибудь кажется обращением в пустоту.


Дзинь.



23:43
Ensalada que se llama: "Polina y falta de pan"
Un tomate
dos patatas (no muy grandes)
uno y media pepino en salmuera
y mucho queso.

Спать и январь. Это уже было. Возвращаться домой настолько поздно и так мало спать - отвратно. И так себя чувствовать тоже. Из радостного - 12 концерт энималов. Из бесючего все остальное. Ссоры с Аней, кусающаяся группа, непонятно откуда взявшаяся инициатива, выступления, репетиции, платье, вон, красивое, гитарист тоже ничего. Окончательно поняла, что курсовая - в январе. И что до конца сессии уже никого не увижу. Единственный, кто, если вдруг появится, получит положительный ответ, если только я не буду совсем мертвой - это Леня. Но он навряд ли этим воспользуется, потому что сам на работе загоняется и пашет. Никита подвязался меня будить на постоянной основе. Удивляюсь и переживаю за его сон. С Аней сегодня был разговор. Какой-то. Необычный для нас. Серьезный. И спокойный в достаточной мере, чтобы мы его пережили. Наверное, потому что в текст и сидя рядом, чтобы иметь возможность друг друга понимать получше, не перебивать, при этом писать +- спокойно. Вообще мыслится так, что мы нашли единственный адекватный и реальный на данный момент способ говорить о <нас> и о том, что наиболее важно, при этом слышать, понимать друг друга и не орать. Две пары на нервах, с трясущимися руками первая, и со слезами под занавес второй. То, что написано мной, сохранено в файле. Надо спать. Завтра не будет легче.

21:10

Вот уже несколько месяцев я более или менее регулярно заглядываю на саммер и на тейсти, читаю некоторых людей, хотя сама почти ничего не выкладываю. Там есть девушки, которые пишут о каком-нибудь своем том-самом-единственном. Они не просто эмоциональны, они не просто чувствуют, они живут и горят этим. И сейчас мне вдруг стало как-то неуютно. Во мне этого нет. Есть эмоции, есть радость на людей, но что-то здесь не так. Я не позволяю себе переходить черту, за которой начинается настоящая любовь. Я люблю, но как-то не так, слабо, только в ответ, с опаской, и готова в любой момент перестать. Даже к Лене, которого я обожаю, которому рада всегда и все такое… Мы подходим к подъезду втроем с Аней, и я говорю про Адельфоса. Аня удивляется, как я могу, когда рядом вот такое замечательное, думать о ком-то еще. А я могу. Потому что не захватывает дух. Потому что не замирает сердце. Потому что нет бури эмоций. Но я ни за что не напишу, что хочу влюбиться. Потому что я не_хочу.


На днях словила себя (кажется, это даже было сегодня утром) на том, что думаю о Диме, и мне не нужны для этого никакие особые поводы. Посмотрела на кальян, вспомнила понедельник, тот самый, что тогда был другой кальян, думала о чем-то, пока собирала диван, убиралась в комнате, остановилась у окна, простояла несколько минут, глядя в окно на деревья, на снег. Спросила себя: почему я думаю о Диме? Причин нет. Размышлений тоже. Даже не знаю, чего я тут такого хотела написать. Я скучная, мне и делиться то нечем. Я собирала диван и спрашивала: Дим, а это правда было с нами? Скажи, это ведь действительно было, не приснилось, да? Вся эта сказка, волшебство. Я перестаю верить, что оно было настоящим. "Мне иногда кажется, что я его придумала". Цитирую, но без авторства, потому что не могу сказать, сколько раз и у скольких девушек я читала эту и подобные фразы даже только за последнее время. На секунду показалось, что я хочу снова испытывать боль. Просто потому что боль - это тоже жизнь. Но вру. И так сложно. И так тяжело справляться со своей жизнью. И так взгляд вперед напоминает взгляд в пустоту. И мне не о чем писать, если не о повседневности. Я бегу, не останавливаясь, но бегу, развернувшись задом наперед, потому что до сих пор не готова расстаться с прошлым. Я живу в нем, поэтому безэмоциональна здесь. Я так сильно люблю там, что не могу любить здесь.


Привет. Я неинтересна. Я так скучна, моя жизнь так скучна, что мне нечего вам предложить. Привет, я ничего из себя не представляю, и двигаюсь, целеустремленно, к тому, чтобы стать еще меньше и скучнее. А потом будет взрыв. Наверняка будет взрыв. И если я не смогу сделать его правильно, то ничто меня не остановит, и он будет неправильным, пойдет в разрез со всем, что я делаю, над чем работаю и к чему стремлюсь. Мне нечего сказать не потому что я счастливый человек. Просто мне не хватает того, что я имела раньше. Просто я не понимаю, что из меня вырезали. Просто я перестала видеть в себе себя. Просто эта девушка… она… я не знаю… она - кто-то другой, она чужая, незнакомка. У нее почему-то мои дреды, моя улыбка и мой глупый смех, она почему-то живет в моей комнате и говорит, что моя жизнь - ее прошлое. Но больше в ней нет ничего моего.

11:13

Суббота и воскресенье полностью проведены за испанским, почти не отрываясь от учебника. Так что я заслужила, я точно заслужила этот перерыв в электричке, заслужила право немного поговорить с собой, рассказать, как прошли последние две недели, ведь именно столько я уже не пишу, хотя я точно не успею, слишком уж мало времени. Я сделала не все, но много, и я вернусь, все обязательно получится. Сейчас – о другом. Была паника, был разговор с Ольгой Юрьевной, она все-таки нашла, дозвалась меня в то воскресенье, когда я последний раз писала, 8-ого. Я уехала домой сразу после занятий, обрадовалась, что она все еще ничего не написала и не звонила, а сама связываться не стала. Смска от ОЮ, я уже в метро, еду домой. Пишет, что скоро будет у универсама. Деваться некуда. Прихожу, жду ее у входа, звоню Анечке по телефону, чтобы заполнить паузу и ожидание. Звонит, спрашивает, где я, находимся, ведет на третий этаж, на котором я никогда раньше не была, мы садимся у входа на диван, она достает из своего неизменного темно-синего чемодана тетради с проверенной домашней работой. Следующий час она сначала говорила мне про то, что я скатилась на двойку, что она не проставила аттестацию всей группе из-за меня, надеясь, что я исправлюсь, но я не занималась, пока болела. Говорила, что я не хочу, что я погружена в то, что для меня более важно, что трачу время не на испанский, а на всякие другие вещи. Все не так. Да, я не молодец, да, я дура, но я занималась, и мне не все равно. Я не занималась летом, это мой первый и главный косяк, а осенью растеряла всю концентрацию. ИЖЛТ помог мне организовать себя, это правда, но и забирал то самое время, которое единственное было у меня на то чтобы восстановиться. Я не думала, что все настолько плохо. ОЮ говорила мне и до этого, что я забыла всю грамматику. Я повторяла. Мне казалось, что я повторила, что я все понимаю. Но нет. ОЮ сказала, что была три, но теперь два. Совсем плохо. Что делать? Я спрашивала, что делать, как повторить? Давайте я весь учебник переделаю, а? Лишь бы все было в порядке! Я вам не давала такого задания. Дальше хуже. Я не хотела вам этого говорить… Так и не говорила бы. Блять. Нет. Тсс. Объяснила, в чем я была неправа и как всех подвела, когда ушла с их выступления, вернее, сбежала, бросила их. Но я не чувствую угрызений совести за это. Манеры. Их нет. Отсутствие воспитания. Со школы мне об этом говорили, но я не понимаю. Сейчас чуть больше, но мне сложно. Аня пообещала останавливать меня, исправлять, говорить, что я делаю не так. А я сижу и злюсь. Почему, ну почему нельзя то? Объясните мне хоть кто-нибудь! Почему нельзя делать вещи, которые никому не мешают и не вредят, если мне этого хочется? Привет принципы подростка, меня, четырнадцатилетней или шестнадцатилетней, борющейся с системой и обществом так, как это было возможно. То, что я считала важным, то, что я считала свободой, то, от чего бы ни за что не согласилась отказываться. Я потом найду тот осенний пост после концерта, когда я устала и села на асфальт прямо у метро, и стала петь, мне было хорошо и ничего не волновало. А потом кто-то подошел и спросил «ты болеешь?» И то, что я писала об этом, то, что важно, что – основа, в чем вся я. В четверг вечером шли с Леней ко мне от Дмитровской, и я жаловалась, что вот, не понимаю, не понимаю, не понимаю! Отличное сочетание: Аня и Леня. Аня показывает мне, где конкретно я не права и исправляет, я стараюсь запоминать и соблюдать, но внутри настоящий бунт, крики и негодование. Леня успокаивает, говорит, это и есть культура. Хорошо, пап. Спасибо. Я поняла. Я изменюсь и стану нормальным человеком, я научусь вести себя правильно. Если папа говорит просто принять как аксиому, то я приму. Потому что он не просто так «папа». Но я не хочу при этом терять чего-то важного внутри себя, свободы, полета, размаха. Как надеть на себя клетку, сделав ее прозрачной и невесомой? Как найтись, не потерявшись? Аня говорит, в этом все и дело, что нужно думать об окружающих, даже нервных, о том, кому и что может не понравиться. Но невозможно понравиться всем, так ведь? Тогда мне впору срезать дреды, если стараться всем угодить. Уж в этом ВУЗе так точно. Так. Нужно понять, что мир не равномерен. Что если ты находишься в обществе, то обязана вести себя в соответствии с его правилами. Мне повезло, у меня есть учитель, который поможет мне эти правила освоить. Лучше поздно, чем никогда. Но всегда будет и другое, другой мирок, и еще вопрос, который больше: внутри или снаружи? Не так просто, мир правил или свободы? Свобода всегда будет больше любых ограничений. Никакие клетки не смогут ее по-настоящему ограничить. Мне не просто понять и принять вещи, которые для других людей являются очевидными. Сложно, когда не хватает, как мне кажется, весомых аргументов. Но это ерунда. Сложности преодолимы. Я уже не подросток, и могу понять, что даже подчиняясь правилам, я не утрачиваю своей свободы. Как я ей, оказывается, дорожу, подумать только. Я еще вернусь к этому вопросу, слишком актуально, чтобы так просто остаться закрытым. Анечка, надеюсь, и дальше будет меня поправлять и объяснять мне очевидные вещи, я постепенно начну понимать, а не только запоминать правила, и не допущу больше подобного.


3:34

Перед сном открыла на телефоне папочку с фотографиями, называющуюся "мимими", в которую около месяца назад скачала сначала фотографии Лени, потом одну Адельфоса. Первые потому что засматривалась и не хотела тратить на это трафик и зарядку, вторая чтобы не потерять и иметь возможность наглядно иллюстрировать свои рассказы. Вчера, ну как, всего несколько часов назад, мне захотелось посмотреть Димины фотографии тоже, я их скачала, вглядывалась в черты лица. Леню я учу наизусть. Диму я знала ближе, чем кого бы то ни было. Пристальный взгляд оживляет прошлые прикосновения, его лицо, какие-то воспоминания. Откуда? Зачем? Когда последний раз в моем сознании он появлялся таким живым? Откладываю, на сердце больно, хочется спать, нужно спать, а я, спустя два года, когда все так изменилось, когда я так изменилась, пытаюсь свернуться и стать меньше, чтобы ослабить боль. В полусне и без сил пишу Марс, что меня накрыло, что я чувствую себя так, будто все еще люблю его, все так же, как и раньше. Эта мучительная любовь вдруг пронзила меня, чуть не убив неподготовленный к таким перепадам организм. Спать. Спать. Спать. Мне стало страшно, я не хочу любить его, не хочу никогда любить кого-либо так же. Что я в нем так сильно любила, спрашиваю себя, смотря на фотографии? Близко посаженные глаза, маленькие руки, весь тонкий, обычный, ничего особенного. Но я смотрю, и в моих глазах он совсем другой, потому что взгляд переполнен нестареющими чувствами, в долю секунды вдруг выплеснувшимися, стоило им только дать хоть малейшую лазейку.


Мне снится сон. Я собираюсь утром, как обычно, захожу в ванную, и тут вижу его… Он здорово одет, стал еще выше, окреп, изменилось телосложение, а глаза выделяет черная аккуратная подводка. Он улыбается мне уверенно, так, будто ничего и никогда не происходило, будто я не рыдала, не умоляла его быть со мной, никогда не унижалась, не любила его больше, чем саму жизнь. Мы обнимаем друг друга, и я, будто все как раньше, тону в коротких объятиях, пью их, истосковавшись, только что трястись не начинаю. Помню, что спросила, давно ли стал глаза подводить? Ответил "Юра", я тут же вспомнила его друга и поняла, что это его влияние. Собираюсь, иду в коридор, одеваюсь, у меня скоро электричка, мне на коллоквиум. Он подходит, стоит рядом. Вдруг из маминой комнаты выходит заспанная, в домашней одежде, Гранкина. Откуда в моей голове нечто настолько странное, откуда такие страхи? Тут меня начинает трясти, я не могу говорить с ней нормально, я говорю ей что-то грубое, разворачиваюсь, иду прямо в обуви к маме, спрашиваю, какого черта происходит. Та в ответ говорит, что я не права, что они ее гости, а я некрасиво себя веду по отношению к ним. Возвращаясь в свою комнату, я уже ничего не вижу, ничего не чувствую, только хочется плакать, сбежать, ничего не понимаю. Закрываю за собой дверь на замок, оседаю на пол, не снимая синий пуховик, и начинаю то ли рыдать, то ли выть, скорее просто стонать. Мне не важно, что меня услышат, что подумают, мне мучительно больно, мне рвет душу и отчаянно хочется спастись.


Я просыпаюсь резко, от кошмара. Мне казалось, что Дима перестал мне снится, что я сумела вычеркнуть его из своей жизни. Я надеялась, что кошмары с его участием исчезли навсегда. Я ошиблась. Мне страшно. Я боюсь жизни, в которой пережила подобное, и, кажется, больше всего на свете боюсь, хочу, мечтаю даже, и так же ненавижу, ужасаюсь и противлюсь всем существом тому, чтобы снова любить кого-то. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, вырвите мне сердце, чтобы я навсегда перестала чувствовать что-либо к нему. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Два года. Пустота. Боль. Отчаяние. Верните. ВЕРНИТЕ. Не истери. Прошу. Я не могу сказать себе "ты со всем справишься". Это только кошмар, это всего лишь какой-то сон. Дима больше года не заходил в вк, но последние дни стал заходить снова. Я думала, что беспокоюсь, но, по-видимому, для меня лучше всего было бы, если бы он умер, если бы перестал существовать на этой планете, в обозримом пространстве, чтобы я не могла больше цепляться за ниточки, узнавать что-то. Хей, ты же исчез, так не появляйся снова. Ты говорил, что мучаешь меня. Это правда. Ты - самое мучительное, что когда-либо было в моей жизни. И вместе с тем без тебя я не существую… Я смогла перестать так сильно рефлексировать, потому что не знала, не видела твоей продолжающейся без меня жизни. Мне плохо.


Перестань писать, прекрати мусолить старую тему, вернись к настоящему, сходи в душ, покушай, садись заниматься. У тебя нет времени, чтобы переживать из-за кошмаров.



Кто-нибудь, спасите меня.
Меня кто-нибудь когда-нибудь спасет?

18:31 – 19:14

Всех колбасит, все расстаются, переживают: Оля, Марс с Деном, Марина, у Адельфоса тоже проблемы с учебой, но меня не волнуют другие. Я не нахожу в себе сил слушать, отвечать даже тем, кто дорог, бессердечно ложусь спать, ухожу, опускаю глаза. Сегодня именно моя жизнь рушится. Я не понимаю, что мне с ней вообще делать. Утро: испанский готов, все сделано, я довольна и радостна, хотя и не закрыла долги. Леня написал, все здорово, в электричке мне не нужно второпях доделывать что-либо, я спокойно переписываюсь, отвечаю на звонок Робеки и уделяю несколько минут ему. Радостность постепенно спадает от того, какой оборот принимает изначально невинная переписка. Хочется протестовать. Мне ведь так мало нужно! Просто будь, а? Что, так сложно? Мне стыдно за то, что я сделала, стыдно за то, что я ничего не изменить, на секунду я поддаюсь уговорам и думаю: «ладно, пересплю с ним еще раз», но потом представляю, как исповедуюсь в этом, и понимаю, что нет, катастрофическое нет! Что это неприемлемо теперь. Вспоминаю, как из его слов формировалось мое представление о том, чем я должна быть, как долго я металась, будучи не способной найти в себе сил на то, чтобы соответствовать. Годы, нескончаемые шизофренические разговоры с самой собой, рассуждения о раздвоении личности, о первой и второй, об общественном, в котором изначально важно было только его мнение, и моим внутренним, субъективным. Мне не хватало объяснений, не хватало причин, а когда я их нашла, уже не хватало силы воли. Я одна. Беспомощна. Слаба. Он пишет, что это бессмысленно, а я вспоминаю, как молитвы, произносимые вслух, жгут меня изнутри, соприкасаясь с несоответствиями в моей жизни. Я вспоминаю, как думаю про себя: я хочу быть такой-то, делать то-то и то-то, а потом забываю. Молитвы, если бы я читала их каждый день, как следовало бы, напоминали бы мне ежедневно о том, к чему я стремлюсь, в нужных формулировках, в нужной форме, благо я читаю на русском, а не на цирковно-славянском. Он говорит: это все херня бесполезная, а я сокрушаюсь о своем нерадении. Он говорит: существование Бога абсурдно, а мне жаль, мне только лишь жаль, что он живет без_Бога. Я стараюсь не брыкаться, не быть грубой, я обдумываю ответы, я стараюсь быть тем, кем должна быть. Во всем. А потом срываюсь, ныряю с головой в прошлое, чего нельзя было делать ни в коем случае.


Первая пара. Филология. Аня немного опаздывает и сидит не рядом. Я стараюсь внимательно слушать, но состояние остается, иногда залипаю. Один из народов, населявших Италию до распространения Рима: кельты. Я говорю, что мне они почему-то очень интересны. Из первых лекций по истории испанской литературы пока что еще ничто не заинтересовало меня так, как эти странные ребята, со своими рунами, символами, с их магией. Мне интересны германцы, эти варвары, пришедшие и добившие разваливавшуюся Римскую Империю со своими двуручными мечами. О них я почти ничего не знаю. Они – войны, у них была алхимия, откуда-то оттуда пошли драконы, принцессы, рыцари. Хотя последнее, как мне сейчас кажется, является совместным европейским творчеством. Придумали же, рыцари! Я ничего не знаю, но мне хочется окунуться в мир германской мифологии, понять, что она символизирует, мне хочется в пусть и пессимистичный, но мир, более грубый, резкий, мир волшебный, а не куртуазный, мир войнов, а не изнеженных толстяков с их замысловатой любовной лирикой, пышащей пафосом, пампой, сладострастием, но никак не любовью. Может статься, что мне сейчас и вовсе ничто не будет интересно, но все понемногу, и это убивает. «Мне сейчас они очень интересны» - «вы ошиблись кафедрой». А если я и правда ошиблась кафедрой, если мне лучше на следующий год пойти снова на первый курс к германистам, изучать немецкий. Мама тут же меня поддержала, а вот уже сейчас я ничего не знаю, совсем себя запутала. Романские замки изумительно прекрасны, европейская архитектура – вот что мне кажется стоящим пристального внимания, восхищения, трепета. Испания – страна, в которой все время любовь, любовь, любовь. Меня тошнит от любви. В особенности от этой любви. Или все не так плохо, и читать сотни написанных в основном мужчинами книг и стихотворных строчек о том, что они считали любовью, может, это интересно. Меня же вырвет. Сколько противоречий. Здравствуй, шизофрения номер два.


Вторая пара, история литературы, я продолжаю думать о том же, размышляю на тему предстоящей мне курсовой, и что мне брать. Магизм северной Испании очаровал меня, но это единственная ее хоть в какой-то степени германизированная часть. То, что единственное мне показалось достойным внимания, было не из той оперы. Что, если я не на своем месте? Впервые подумала так с тех пор как оказалась в ПСТГУ. А что, если и филфак – не мое место? Продолжила тонуть. Что это? Логика? Здравое беспокойство о своем будущем? Нормальное сомнение? Осенняя депрессия? Или усталость? Недосып? Или это состояние от неопределенности с Сашей? Или это состояние после разговора с Леней? Или потому что я перестала дуть? Или от недотраха? Да какая к черту разница, какие причины?! Я не причастилась в это воскресенье, я думала пойти ближайший к дому храм, но оказалось, что служба начинается только в девять. Я не успевала. Я так и не поняла, что было перед службой. Я не поняла, что это было за безумие с бабушками, вдруг подбежавшими к священнику, согнувшиеся пополам, чтобы поставить голову под евангелие. Многое еще кажется мне безумием. И особенно то, чего я не понимаю.


Третья и четвертая пары. Испанский. Ольга Юрьевна говорит, что все fatal para mi, что я делаю ошибки, которые никто не делает, что с прошлогодней пятерки я скатилась на твердую двойку, что не понимаю субхунтива, согласования времен, ничего не помню. Я действительно ни-че-го не помню. Мне страшно. Мне хотелось плакать. Сейчас уже не хочется. Летит испанский, я не знаю, зачем я здесь, все теряет смысл, но я на автомате, по инерции буду рваться вперед, учить, писать сотни упражнений, лишь бы все вспомнить и освоить язык, не понимая, зачем я это делаю. Зачем я это делаю? Я хочу быть филологом, работать с текстами, анализировать их, писать диссертации? Я хочу преподавать языки? А хочу ли я преподавать литературу? Есть ли хоть что-то, чего я хочу сейчас, кроме бегства, сна и тепла, отдыха? Проваляться целый день в кровати, ничего не делая, только смотря какие-нибудь анимешки с Сашей, ну да, а с кем еще? Это представляется мне раем. Глупость. В бездеятельности нет радости, она – лишь другой вид депрессии. Вся жизнь тогда есть сплошная депрессия, от которой не спастись. Бездействие – депрессия, недостаточное действие – депрессия, полная самоотдача – тоже депрессия. Куда мне спрятаться?


Театр, я сижу, думаю о том, насколько сильно мне не хочется во всем этом участвовать. 10 минут разговора с Адельфосом. Немного полегче. Мне нужно что-то придумать. Мне нужен какой-то выход.



19:49


Для того чтобы не быть одной нужны друзья, нужна любовь. Для того чтобы кто-то любил меня, чтобы кто-то был рядом, нужно научиться сначала отдавать без остатка саму себя, любить без эгоизма, без сосредоточенности на себе, слушать, быть внимательной. Перечитывать то, что написала Софи, перечитывать и учиться соответствовать. Если я буду только ныть, то все потеряю. Я счастлива, что у меня есть друзья, я счастлива, что есть те, кто меня любит, благодаря им у меня есть силы, чтобы справляться со своей жизнью. Но нельзя только брать. Нужно давать тоже. Нельзя критиковать. Нельзя быть навязчивой, нельзя, столько всего нельзя. Хочется послать… Агр. Я найду. Я обязательно найду все, что нужно. Маятник качается из стороны в сторону. Сегодня дерьмово, но будет хорошо, будет снова так хорошо, что сердце с трудом будет вмещать всю мою любовь.


11:37
Вчера были моменты. Сегодня немного состояния. Проснулась, почти сразу начала бесконтрольно вспоминать вчерашний вечер, себя, такую счастливую, стеснительную. Не хотелось прерываться, отпускать. Объятия стали особенными. Сейчас хочется еще, хочется вернутся, хочется продлить еще на пару-тройку долгих мгновений. Спросонок события в голове воспроизводятся целиком и полностью: со всеми ощущениями, с тем, когда каждая частичка тела тянется и стремиться к другому, с тем, как все остальное не существует.

Больше мне не нужно ничего анализировать. Вчерашний вечер был настолько полон безоговорочной любви внутри меня, любви яркой, глубокой, радостной, любви полной, как грозящая выйти из берегов полноводная река весной, любви светлой, не пропускающей ко мне, словно шлем, никаких бед, соблазнов и страстей; любви без конкретного адресата, но любви ответной. Меня наполнили, и теперь из моего сердца лучился свет на моих людей.
23:33 – 0:38

День. Думаю: заслужила ли я часок-полтора на болоте? Соскучилась по Саше, хочу увидеться с Гошей, хочу хоть немного выбраться из обязательного и отдохнуть, чуть-чуть поиграть, хочу пройтись по Тверской, по Александровскому саду, прогуляться по мосту. Я так радуюсь от того, что теперь выбираюсь на Арбат, на Новокунецкую, выбираюсь в центр, к своим любимым родным улочкам, и регулярно. Обдумываю то, что буду говорить на исповеди, сомневаюсь, и все-таки решаю съездить на часок-полтора на болото. Счастливая, иду со своей замечательной музыкой по местам, которые, кажется, только с далеким началом подросткового возраста и ассоциируются, ведь последние несколько лет меня там совсем нет, а раньше бывала постоянно.


Я ни с кем не договаривалась, только Ане сказала, и она вышла меня встречать. Гоша и Саша оказались там. Я удивилась, что он там, а он удивился, что я приехала. Очень много обнимашек и радости. Я хотела написать только моменты, но не умею без предисловий и без деталей. Не умею быть немногословной.


Аня сидит рядом на клумбе, играет на барабане. Мы стоим втроем: я и два брата. Саша говорит что-то, на что я реагирую обиженным «ум» с интонацией сверху вниз. Гоша: «иди ко мне», подходит, обнимает. Реакция незамедлительная. Саша отходит со словами «я сейчас вернусь». Гоша: «я, наверное, неправ, что обнял тебя», Полина отвечает все то же «ум».


Адельфос говорит, что тоже голоден, мне хочется его покормить, он отказывается, но говорит: «с тобой так и хочется быть маленьким!», приподнимаюсь на носочки, обнимаю, и так тепло. Вот «тепло» мне, и все, никак по-другому не скажешь. Мне тепло с Мариной, с Сашей, с Деном, с Аней, мне тепло от одних только мыслей о Лене, даже мельком, мне тепло с Харитошей, тепло, когда говорю с Ванечкой, тепло, когда общаюсь с универскими Пашей и Андреем, тепло во время прогулок с Андрюшей, тепло с мамой и бабушкой.


Метро, у Саши один наушник, у меня второй, играет Линкин Парк. Саша стоит с Гошей лицом к лицу, так близко, что расстояние между носами меньше десяти сантиметров, суровые, серьезные такие, в глаза смотрят, ни один мускул на лице не дрогнет. Смотрю то на одного, то на другого, решаю, что сами разберутся, погружаюсь в музыку, начинаю тихонько подпевать, пританцовывать, как обычно. Ребята начинают на меня косится, потом видно усилие, приложенное на то, чтобы сдержать улыбки, немного недоумения, а потом они не сдерживаются, смотрят на меня, переглядываются и улыбаются. Прекрасные.


Ловлю себя на том, что в голове регулярно всплывает Леня. По поводу и без. Выходила сегодня на чеховской, вспомнила, что последний раз была здесь с Леней, вооон на той остановке стояли, и меня сразу накрыла такая волна нежности, радости и любви, на лицо наползла улыбка, внутри то самое «тепло». Да так много, что на весь оставшийся вечер до сего момента хватило, и Аня, Саша и Гоша подтапливали мое изумительное расположение духа. Написала Лене сегодня: «ум. спасибо тебе, что ты есть. Даже когда мы не видимся и не списываемся, просто уже тот факт, что ты где-то там существуешь, способен сделать меня радостной, счастливой и довольной. Я все никак не могу нарадоваться, да и поверить до конца, что ты, вот такой вот настоящий, замечательный, не просто есть где-то там абстрактно, а вот тут, вполне материально и вполне в моей жизни. Спасибо тебе!»

В голове встает полуриторический вопрос, который причиняет мне боль своей неразрешенностью и требует незамедлительный ответ или ответы. Такое бывает, и часто, и давно уже. Задавала другим, пока не поняла, что не скажут ничего нового, задавала себе в постах, пока не поняла, что и сама уже не могу сказать себе ничего нового, только лишь извлекать из глубин себя новые и новые вопросы, и терзаться ими, яростно и беззаветно. Я задаю эти вопросы Лене, в глубине души будучи абсолютно уверена в том, что он, причем только он и сможет на них ответить. Как будто он не человек, а эдакий вопросно-ответный джинн. Как будто я именно для этого вернула и упорно держу его в своей жизни, что он универсальный словарик околофилософских житейских истин.


Что лучше: перестать подпускать к себе людей и вовсе не привязываться, или каждый раз испытывать боль от того, что уходят или отдаляются те, кто успел к себе привязать? Или можно хоть как-то найти эту чертову (прости за экспрессию) середину, она вообще существует, есть хоть в одном из грешных миров?

Не нравится смотреть на свое отражение, пока не смотрю, легче думать, что все в порядке. Равновесие начинает сильно шататься, когда глаза и вся совокупность лица обнаруживаются красными и синими, чуть не на грани слез. Не думала, что мне когда-нибудь понадобится писать свой внешний портрет. Неужели никому больше не видно? Неужели я так сильно меняюсь или хорошо притворяюсь, когда кто-то рядом?


Мне хочется быть одной, потому что так проще понять себя, почувствовать свое состояние. Не то чтобы я наслаждалась тем, в чем плаваю сейчас, но чтобы выплыть, нужно следить за тем, когда становится лучше\легче, когда улыбка настоящая. Почему-то стало очень трудно понять, увидеть, почувствовать саму себя, в этом все дело. Я жду, когда все пройдет. Режим ожидания включен. Напоминания о том, что нужно жить, кажется, даже в таком состоянии, вызывают недоумение.


Больше всего я не хочу видеть Леню. Думать о том, какой он меня видит, какого он обо мне мнения, как с ним «общаться» и общаться, о чем, есть ли смысл? Я не хочу обо всем этом думать, ощущения самые тяжелые. Я точно больше не хочу ничего «близкого», мысли о том, что что-то было, вызывают чувства, которые мне не хочется даже описывать, даже для себя как-то облекать в слова. Но сколько продлится «ничего не хочу», я не знаю. Про книги и ударку я все равно ведь буду спрашивать. Что это за общение вообще такое, почему я не могу нормально ответить на вопрос «кто он такой»? Другим? Или себе? Дурацкие вопросы. Не знакомый, не друг, не приятель. Первая любовь и человек, с которым многое связано. В прошлом. Очень важный для меня человек. В настоящем или только в прошлом? Раз уж я готова чуть ли не кого угодно бросить\оставить в его пользу, значит, важен в настоящем. Зачем я вообще так стараюсь классифицировать, почему с ним это так важно? Какого черта я так парюсь и переживаю? Я могу от случая к случаю общаться с Сашей, целоваться, спокойно обсуждать, не начать ли нам встречаться, и даже не думать о том, что это за отношения, даже не пытаться. А когда он поднимает эту тему я говорю: «зачем классифицировать?» и кажусь себе абсолютно правой, может и не только кажусь. Общаться, не думать, не заморачиваться, не придавать значения людям, не делить знакомых и друзей, знакомиться на каждом шагу, не запоминать имен, не иметь друзей, потому что не подпускать к себе ни_ко_го. Ноль друзей, ноль отношений. Так было гораздо проще. Да, помню я, помню, черт, что «проще не значит лучше», Лень, дай мне хотя бы о тебе писать без твоего участия, это уж слишком! Зачем было так сильно вбивать себя в мою голову? Риторический вопрос, конечно.


Ничего не выдумывать. Лишнего. Слова врезаются то ли в сознание, то ли напрямую в сердце против моей воли и мимо любых попыток контроля. В наушниках Мельница, вместо слов повторяется Анино «не думай, не думай» монотонным голосом.

Сегодня какой-то совершенно особенный день. Я с самого утра, с момента пробуждения залипаю в пустоту или же начинаю уже заранее писать пост, писать мысленно, подбирая каждое слово, хотя и отлично знаю, что все мгновенно забывается, что я в итоге буду писать совсем не так. Я не помню, когда мне последний раз так сильно хотелось писать. Ведь мне есть с кем делиться, есть кому рассказывать. Но только вчера мне этого оказалось катастрофически недостаточно. Я вообще с трудом понимаю и осознаю то, что сейчас происходит. Ладно, не все, одна часть моей жизни. Я про общение с Леней, конечно. Кроме этого тоже много чего происходит, прошлая неделя вообще была сумасшедшей, да и вообще все это время с середины мая было сплошным сумасшествием, и сессия идет, и много чего происходит на личном фронте, я охуеваю от того, что есть вот Леня, еще один Леня из армии вернулся, Андрей, Саша, еще один Андрей, Ден (самый важный), я со всеми как-то странно дружу, а они все такие замечательные! Это не говоря о том, что есть еще Аня, еще одна Аня, Марина, Оля, еще одна Оля (что-то все имена повторяются), Марс. И все эти люди удивительным образом рядом, с ними можно делиться и к ним можно обращаться. Счастливая, но прихуевшая окончательно. Мама говорит: дружи, спи с одним, а я, черт возьми, здесь, в текстах, еще ничего этого не писала, я же чуть во фригидность и правда не ударилась, я начала обращать внимание на то, что теряю чувствительность, что целуясь, наблюдаю за процессом, а не наслаждаюсь им, что реже возбуждаюсь. Наблюдения, конечно, тоже такие вах-вах, если бы не было Саши и Дена, как бы я вообще об этом думала. Аааа, как же я улетаю и как меня уносит! Нигде моя паника и перевороты с ног на голову всего внутреннего не отражаются так сильно, как в моей нескончаемой писанине. Чему я вдруг удивилась, так это тому, что мне есть с кем делиться тем, что происходит, вот так, сразу, в реальном времени. Я хожу на зачеты и экзамены, и как минимум трем людям сразу отписываюсь о том, сдала или нет и на что: Марс, Дену и Лене. Я переписываюсь с Деном и Леней и сразу, настолько сразу, что даже частями, пересылаю переписки Анечке, даже не задумываясь. Наверное, поэтому мне и было сложнее писать. Аааа, и тут еще сплошной позитив от Роки Леона заиграл.


Я просто пойду напрямик. Вчера был очень, очень и очень длинный, внезапный, невероятный день. Я спала всего два часа, потому что было языкознание, и нет нихрена я к нему не готовилась. Я должна была готовиться на выходных, но вместо этого все выходные от и до меня выносило так, как я вообще не помню, когда со мной такое последний раз творилось. Хотя нет, я все знаю. Дима, прошло уже два года. Я не могу не рефлексировать, сейчас я думаю о том, нормально ли вообще то, как меня выносит, говорю себе: чувак, у него ДВЕ девушки, очнись, не тони. И понимаю, что мне это не мешает наслаждаться, переживать, быть счастливой и ловить моменты. Вчера я позвонила Харитону, такая вся взволнованная, я почти перманентно в этом состоянии с субботы, и она говорит: успокойся, не переживай, а я ей отвечаю: зачем? Зачем успокаиваться и не переживать? В моей голове, как и всегда с момента появления этих фраз в моей жизни, всплывают слова Лени еще тех стародавних времен о том, что эмоции – единственное, что осталось настоящего в этом мире, что из мелочей складывается вся жизнь, что переживания на то и нужны, чтобы переживать, и этого одного, как всегда, оказывается для меня достаточно. Мне никогда не нужно освежать память, перечитывать что-то, фразы врезались в сознание настолько, что их уже ничем оттуда не выбить, даже если захотеть, хотя я бы не сказала, что даже здесь во всем с ним согласна. Ох, сколько же всего. И полное отсутствие порядка во всех сферах жизни, кроме, разве что, комнаты. Вот тут да, тут идеально все. Мне хочется сохранить все переписки с Леней. Каждый раз я не устаю удивляться, вру, шокироваться. Я стараюсь вести себя с ним как с любым другим другом, но все это катастрофически не работает. Я позвонила ему по телефону, и тут же выскочила мысль о том, что я впервые позвонила ему и смогла нормально поговорить, не бросая трубку, не стесняясь, как это было раньше. Я перечитала всю переписку во вконтакте, попутно выделяя большую часть сообщений и пересылая их Гномику, мне хочется рассказать своим самым близким во всех подробностях о том, что было тогда, пять лет назад. Потому что за последние годы столько всего в жизни наворотилось, что я перестала рассказывать про Леню. Я! Перестала! Рассказывать! Про Леню! Про первое значимое в моей жизни, про то, с чего начинается моя осознанная память, про первое, что разделило на до и после, перевернуло все с ног на голову и сделало меня тем, кто я есть. Помнишь, как ты спросил меня про книги? Смотри, теперь я на филфаке. Помнишь, ты спросил меня, что я слушаю, что не для всех? Смотри, теперь я меломан, гигабайтами скачивающий музыку. Помнишь, ты написал, что в моей писанине что-то есть? Смотри, я графоман, прошло уже пять лет, а я все еще пишу, пишу и пишу, и ты бы только знал, сколько раз эта привычка спасала меня от сумасшествия. Помнишь, как ты ругался на меня, что я неправильно распоряжаюсь своим телом, помнишь, как писал, что сделал все что мог, что пытался меня вытащить? Что бы ты сделал, если бы узнал, сколько и каких мыслей это во мне породило? Посмотри, как я до сих пор помню каждое слово, каждое действие, посмотри, как меня выносит от одних воспоминаний. А Леня почти ничего не помнит. Я рассказываю ему про разные дни, про его слова и действия, а он только и говорит: мудаком был. Как будто забыв, открестившись от своих прошлых действий, их можно перечеркнуть, убрать. Последствия все равно есть, и их слишком много, чтобы я могла не ссылаться на это, не говорить с ним об этом сейчас, встретившись снова. Один раз ночью, после перечитывания старой переписки, после звонка по телефону, меня внезапно унесло, я начала писать ему о прошлом так, будто это было максимум пару месяцев назад, а не пять лет, и настолько в это погрузилась, что даже чуть не расплакалась. «Полегчало?» «Не знаю пока». Когда я предлагала общаться снова, я думала, что смогу понимать и воспринимать ситуацию в настоящем времени, без отсылок на прошлое. Есть парень и девушка, мы уже не школьники, не такие дети, мы учимся. Я думала, что чуть ли не с чистого листа смогу начать это общение. Ага, как же. Я просто не могу забыть о прошлом. Аня говорит, что там было много жестокости с его стороны, это правда, но я все простила. Простить, не значит забыть, своевременно напоминает мне сознание. Мы сидим с Аней в столовой, и эта ситуация кажется мне ужасно смешной, ведь вот подруги, с пониманием обмениваются фразами «А Сева\Леня такой хороший», я, правда, скорее скажу «замечательный», потому что когда перекрывает, не нужны никакие причины. Андрей шутит про «любовь еще во мне угасла не совсем», а я понимаю, что мне нужно думать не о теории, а о практике. Не о том, что происходит, а о том, как мне нужно себя вести и на что настраивать. После лета 2013 я уверена в том, что справлюсь с этой ситуацией с легкостью. Ведь все просто. Я не хочу отношений, я все еще к ним не готова, зато у меня есть все, кроме отношений. Я умею огораживать себя от боли и одевать розовые очки, Дима научил меня этому и тут я идеальна. Нужно всего лишь поставить установку. Первое: вне зависимости от того, что и кто будет говорить и что будет происходить, я НЕ влюблена и не влюблюсь в Леню, просто потому что мне это неудобно. Второе: не пытаться классифицировать свои эмоции и ощущения. Переживать их, наслаждаться, делать то, что хочется и то, что доставляет удовольствие, потому что я вполне могу себе это позволить без какого-либо ущерба. Третье: помнить, что это за человек, что у него две девушки и какое вообще к девушкам отношение. Ведь если я и захочу отношений, то серьезных, а не непонятно что, и тут уж очевидно, что Леня просто неподходящий для этого человек. Хотя что я о нем вообще знаю? Слишком мало, но достаточно, чтобы понимать, что все совсем не так просто и поверхностно. Умный, начитанный, заинтересованный человек, невероятно харизматичный, черт. Мама вчера стала сравнивать его с Деном, говорит, что Ден – мужчина, а Леня выглядит невнушительно, и кажется, что его ветром сдует. Забавно было это от нее услышать. Зачем изначально сравнивать? Ведь я уже столько раз говорила, и буду повторять еще: есть Леня и есть все остальные люди. К нему отношение особенное, и для меня это просто огромный человек. У меня никогда не хватит слов, чтобы описать то, каким я его вижу и чтобы описать то, что чувствую. Поэтому и нет смысла в попытках как-то квалифицировать. Это даже не восхищение, это то, что не исчезло за пять лет, не ослабло на расстоянии или без встреч, что не ушло, несмотря на все оскорбления, грубость и жестокость. Какая к черту разница на все, вот честно, вообще на все, если есть человек, который вызывает во мне подобное? Я тут подумала, что, возможно, многие на моем месте убежали, стали бы избегать его и прошлого, но это то, чего я никогда не пойму. Я никогда не убегаю, я прямолинейна, открыта и откровенна. Просто такая есть. И снова в голове всплывает одна из его фраз из прошлого, что проще не значит лучше.


Я хочу все-таки пойти по хронологии. Выходные прошли без единого шанса на подготовку. В субботу утром первым, что я увидела, были несколько сообщений от Лени, отправленных в пять утра. В два ночи, перед сном, я написала, что хотела бы, чтобы он как-нибудь приехал ко мне в гости. К этой просьбе неизбежно привели размышления о том, что теперь мы снова общаемся, что он мой друг, а у меня в комнате круто, уютно, и это просто удобное место для общения. Я люблю звать друзей к себе уже давно, а представить себе эту ситуацию, что вот этот Леня в моей собственной комнате, у меня просто не получалось, казалось, да и до сих пор кажется, что это что-то фантастическое. Общаться это одно, но сокращение дистанции, максимальное ее уничтожение, как я привыкла просто быть наглой, обниматься, не задумываясь, не придавая значения ничему, замерзшие руки греть под кофтой друзей, чесать голову (оказывается это тоже весьма интимно), целоваться и заниматься сексом. Все это, кажется, норма для меня, если мне только нравится человек, то я не вижу никаких проблем и препятствий, я наглая и буду лезть, проявлять инициативу. Я ребенок, приученный быть наглым на болоте, и знаю, что если у меня не будет настроения или просто не захочется, то я всегда все могу остановить. Я давно уже поняла, что парнями очень легко манипулировать в своих интересах. Но вся эта модель поведения в переложении на Леню заставляет мой организм бушевать, эмоции накаляться до предела. Оказывается, что обнять Леню в десятки раз приятней, чем кого-то другого (флешбеки на обнимашки с Димой, о даа), что одна мысль о том, чтобы с ним поцеловаться заставляет меня краснеть, стесняться и блокирует возможность думать о чем-то другом, и картинки тоже блокирует. Из всего этого самым безобидным мне показалось приглашение в гости, просто зайти, показать свою комнату, свое маленькое уютное пространство. Даже без ночевки, а о ночевке я тоже думала, но тут меня совсем взорвало. Спать вместе с ним это настолько не похоже на реальность, что, как и многое другое, мой мозг блокирует эту мысль. После его сообщения в пять утра о том, что он забьет на принципы и приедет или позовет к себе (!!!), фантазии начали прорываться через блокировку и постепенно разошлись так, что теперь одно слово «фантазия» уже вводит меня в состояние неадекватности и залипания. Позвать! К себе! Это такая буря эмоций, но с Леней я оказываюсь не настолько наглой, чтобы напрашиваться, чтобы напомнить, хотя этого очень хочется. Конечно же я хочу, чтобы он пустил меня в свое личное пространство, узнать, как он живет. Я ловлю даже самые мелочи, вроде того, что он не любит ходить в тапках, а я про себя подумала о том, что если бы он не приехал ко мне, я бы никогда об этом не узнала.


Все, я не могу больше. Вчера он действительно приехал. Часа на полтора, да, так и получилось. Черт, я залипаю в возникающие со вчера картинки и даже толком не могу писать.

Спустя пять лет.
Пришел Леня, и я опять встретила его со сверкающими глазами. Просто я счастлива уже от одной возможности видеть его, разговаривать с ним, улыбаться ему и видеть его улыбку, обнимать его. Гулять с ним, сидеть где-то. То, что он уже второй раз за меня заплатил для меня уже очень много значит и делает невероятно счастливой. Мне не нужно много, просто то, что он есть, что он не забыл о моем существовании, что он не ненавидит меня. Наверное, в последней фразе вся суть. Ведь тогда, давно-давно, самым болезненным было то, что он меня ненавидел, сами мысли о том, что это возможно, больно было, что ему все равно, что ему наплевать, что я не важна и не нужна. А если это не так, то мне уже не важно в какой степени и в какой форме, я просто счастлива не вызывать у него негативных эмоций, не раздражать и не раздражаться. Он сказал не называть его отцом, папой или папочкой, но я все равно полусознательно это делаю, и он не ругается на меня, позволяет мне быть четырнадцатилетним ребенком, позволяет мне такое своевольничество. Он далеко не всегда отвечает в вк, но когда он игнорирует сообщения, я не обижаюсь, а когда все-таки откликается, это тоже делает меня счастливой, дарит улыбку, свет и солнце. Мне хочется видеться с ним снова и снова, чтобы его было больше, но осторожно, чтобы не надоедать и не раздражать. Хочется знать о нем больше, хочется, чтобы общение со мной стало частью его повседневности, чтобы он привык ко мне и делился своей жизнью, хочется стать маленькой, но частью этой жизни, а чтобы он стал маленькой частью моей. Я не знаю, не берусь говорить о будущем, но сейчас в моем сердце есть уголок полный чистой от злобы или обиды, нежной и романтичной, детской и невинной любви к нему. С его новым появлением этот уголочек, столько лет сначала болевший и терзавший меня, потом отпустивший и застывший, он просто молчал, спал, а теперь ожил и загорелся с новой страстью и силой любить.