Мне в очередной раз расхотелось говорить обо всем по порядку. Лишь бы только говорить. Джаз снова сменила на пост-рок, я из апатии не вылезаю, я все больше в ней осваиваюсь. С воскресенья все начало стремительно меняться, и я в новой своей данности пытаюсь освоиться. Наконец-то стало понятней, что со мной будет в ближайшее время. Определились со следующим годом. Сказали: забирай документы и поступай с первого курса, куда тебе торопиться. А я. Не то чтобы я такая уж послушная. Просто мне проще, когда все решают за меня, и радует возможность подольше быть ребенком, вне взрослого мира, учиться подольше, а не работать, иметь больше определенности. Сразу такие планы светлые: учиться, учиться, учиться, быть полиглотом, знать, поддерживать несколько европейских языков. Видимо, языки это моя сильная сторона, и мне все же придется делать на них упор. Сразу проснулся энтузиазм, захотелось заниматься тем, что уже в процессе: испанским, английским, французским. На первых двух читать что-нибудь, хоть какая-нибудь деятельность, пожалуйста, пожалуйста, я все больше устаю от ничего не делания. Пишу себе списки дел на день, в которых прописываю каждый язык, хочу позаниматься, берусь за книжки и теряюсь, не могу себя заставить. Мне нужно срочно что-то кардинально менять. Возможно, с понедельника я начну работать. Кем? Администратором каким-то. Хочу ли я этого? Не сказала бы. Но всех это устроит, а мне опять-таки проще, когда решают за меня. Я сейчас вот такая. Очень хочется верить, что работа поможет мне самодисциплинироваться и начать уже что-то делать. Я все так же не играю ни на джембе, ни на ударке. За это хватаюсь как за спасительную ниточку, мне почему-то кажется, что если я начну играть, то все снова станет здорово, мне станет лучше, апатия сгинет и долго еще не будет возвращаться, радость будет яркой. Почему раньше меня никогда не волновало, насколько яркими чувствами я живу, почему меня так сильно не устраивает моя жизнь? Может, если заполнить ее работой и учебой, она перестанет казаться мне такой пустой?

В воскресенье я ездила к бабушке, к Белле Леонидовне. Выбрала правильную тактику: с порога стала хвалить картины, развешенные в прихожей. Они мне и правда понравились, но я ведь совсем не разбираюсь в изобразительном искусстве. Однако за этим последовала обстоятельная экскурсия по всему дому с представлением разных картин и художников, с разными историями. Отличное начало. Я восторгалась всем подряд: красивой посудой, уютно обставленной квартирой, вкусной едой. Наверное, надо было еще внешность похвалить, и про клинику сказать, но тут, на вопрос о том, чем она занимается, я услышала упрек: "Никита пришел ко мне подготовленный". Да, вот так, а я не интересовалась. Было стыдно. Бабушка показала мне пианино, которое играло само, и поставила классику, пока мы ели. Лучшее музыкальное сопровождение. Я рассказывала, что у меня сейчас с учебой, и как раз она сказала мне забирать документы, не уходить в академ, что мне это не нужно, что она оплатит мне учебу, посоветовала куда идти, чтобы не надрываться, и мне стало легче. Значительно легче. Появился еще один человек, на которого можно положиться. Сказала: "буду тебя портить", в смысле баловать. Пару лет назад я бы не стала ничего от нее принимать из гордости, но сейчас все по-другому. В первую очередь я стараюсь думать о том, какое мое поведение лучше всего должно соответствовать ситуации. Как должна вести себя внучка, только что познакомившаася с бабушкой? Все должно быть естественно. Нужно просто слушаться. Делать, что говорят. Принимать помощь, если предлагают, отвергать было бы глупо и грубо, и ни о чем не просить. Моя беда в том, что я не привыкла, что мои желания тут же воплощаются в реальность. Я привыкла, что нужно ждать, и долго. Что высказывать желания значит делиться ими, а и у нее, и у Никиты другой взгляд. Я говорю, как мне хотелось бы путешествовать, а они слышат запрос, просьбу. В очередной раз говорю себе о том, что нужно быть внимательней. Как вести себя так, чтобы никого не обидеть, не оказаться пользователем, хотя бы попытаться стать семьей, пусть это трудно в первую очередь психологически? Она сказала, что Женя - сердечный человек. Мой отец. Сердечный человек. Вы, блять, серьезно? Сердечные люди не бросают своих детей. Тут даже добавить нечего. Я не могу поверить, что ему не все равно. Семнадцать лет одиночества говорят совсем о другом. Потом разговор о Никите, много новой информации. О том, что они, оказывается, были богатыми, поэтому Никита такой избалованный, не знает цену деньгам, привык сразу получать то, чего хочет. Оказывается, она, бабушка, чуть ли не всю их семью содержит уже который год. Это же я слышала и от Жени в форме возмущения с его стороны. Но и его тоже содержит бабушка. Почему, черт возьми, мы тогда с мамой были совсем одни, почему столько лет ей было наплевать? Что, приходить, просить, да? Гордость. Во мне ее слишком много. Нет, я понимаю. Он пришел сам, пришел раньше, ему было нужно. Возмущение все равно есть, хотя я его, конечно, сдерживаю изо всех сил, и ничего не показываю. И правильно. Надо вести себя так, как правильно. Я очень стараюсь. У меня не выходит. Я очень болезненно воспринимаю любые, даже самые малейшие свои косяки. Поэтому мне так тяжело. Нужно что-то делать с развившимся до крайности перфекционизмом, заново научиться принимать свои ошибки, не винить себя за них так сильно, чтобы просто быть способной жить. Без истерик. Был косяк, который оказался слишком серьезным для меня сейчас. Я не могу спокойно смотреть на последствия. Мне очень, очень страшно. Я постоянно утыкаюсь глазами в одну точку. Пытаюсь спасаться хоть как-нибудь. Написала на стене, надеясь, что кто-то появится. Появился Андрей (универский) и позвал на концерт сегодня. Пишу почти всем подряд в сообщения, уже отчаялась, что кто-то появится сам. Понимаю, что мне нужна помощь, что мне нужны люди, и прошу внимания, словно милостыню. В понедельник звонила Ванечке впервые за несколько месяцев, слушала. Вчера проговорила час с Севой, он начал рассказывать о метамодернистах, что я воспринимала с трудом, теряя суть, и была рада, когда он закончил. После откликнулся Саша, и я позвонила ему впервые за, может, полгода, или еще больше. Думаю, теперь я буду снова звонить ему чаще. Целый длинный монолог о политике, который интересно было слушать, и стыдно было, что я так мало участвую в разговоре. Около полутора часов и сильно поднявшееся настроение как результат. Во вторник мне удалось вытащить гулять Адельфоса, я позвала, а он откликнулся. Мы встретились на октябрьской, он меня уже ждал. Прогулялись по парку Горького, левее набережной. Я грела ему руки, мы говорили о чем-то совсем не важном, свернули на мост после парка, прошли через арку, и через дворы вышли, судя по всему, на Ленинский проспект. Ходили вслепую, смотря друг на друга, потому что не могли оторваться. Кажется, он совсем не боялся в кого-то врезаться. Потом зашли в книжный, я купила брату книгу про доктора в качестве подарка на день рождения. Ну не могу я придумать ничего кроме книги, мне даже в голову не приходят иные мысли. Гоша терпеливо ждал. Мы сели на троллейбус Б (по маршруту 32-го, сказал нам водитель, но это нам ничего не сказало), и скоро уехали в троллейбусный парк, слишком скоро. Прогулялись по какой-то совсем странной местности, я поймала ощущение свободы, похожее на далекий 2010-ый, только в этот раз я была не одна. Мы остановились посреди пустой дороги, обнялись и поцеловались. Как всегда, с трудом друг от друга оторвались. Набрели на новую троллейбусную остановку, думали сесть на 79-ый до савеловской, но раньше приехал 10-ый. Вернулись назад, по набережной, и обратно к парку культуры. Я бы гуляла больше, но Адельфос был холодно одет, ребенок, и сильно замерз. Поехали ко мне, но оказалось, что денег нет ни у него, ни у меня, а пешком ребенок решил не идти, и уехал домой. Я не обиделась и не жалела. Заряда счастья хватило на следующий день, когда меня вытащила Анечка, на семеновскую. Я так паниковала, пыталась что-то узнать сама, найти телефон, но нашла только адрес, который у Ани уже был, и в итоге все же резко решила поехать с ней. В панике пыталась успеть доделать дела из списка, позвонила в диспансер, не взяли трубку, сходила в детскую библиотеку в своем доме, взяла пятого поттера, и поехала на динамо. Аня просто светилась от счастья, после встречи с крышей, и я не могла не радоваться, смотря на нее, такую счастливую. Она еще в понедельник забегала. Сначала на одну серию, потом через несколько часов за скрипкой, и уже светилась. Вот бы мне тоже так надолго хватало заряда от хорошестей. "Надо больше хорошего, надо больше хорошего". Сходили, Аня оказалась смелее и спросила про документы, мы заехали на шаболовскую, я наконец-таки сдала "Гаргантюа и Пантагрюэль", так и не прочитанную, мы сели на трамвайчик до Гагаринского торгового центра и еще около часа смотрели нану с нетбука и заедали ее картошкой. Болтали всю дорогу, и метро не было помехой. Хорошо, что был Адельфос, и я могла отвечать на ее сияние, вспоминать теплые моменты из предыдущего дня. А вчера ночью, после всех звонков, мне вдруг написал Сережа, и уже раз в третий или четвертый позвал гулять "вотпрямщас", и я, сама себе удивляясь, в этот раз согласилась. Было двенадцать ночи, мама уже легла спать. Он тут совсем недалеко живет, так что сорваться и пойти не так уж и сложно. Я предупредила бабушку, и пошла на дмитровскую, стараясь ни о чем не думать. Пустые темные улицы напоминали, что на дворе ночь, но что это меняет? Он повел меня по дальней стороне дмитровской к центру, в бар килфиш. Я почему-то согласилась составить ему компанию. Я же только и думала о том, как бы развеяться, что бы сделать, чтобы забыть о тревогах и страхах, получить своей радости, получить своего тепла. Я согласилась пойти, потому что отчаянно нуждалась в людях, а он написал вовремя, и я ведь хотела ночных прогулок. Вот, лови. "Ты ближе всего", я знаю, нам просто так удобней, вот и все. Разговоры ни о чем, идти под руку по проспекту, позволить себе быть ведомой даже в родных местах, пройтись мимо школы и удивиться, что там теперь яркие теплые фонари и куча скамеек, что остановку перенесли, что магазина "интим", в который заходил Валя, больше нет, что на парковке валяется упаковка из-под презерватива (видимо, кто-то в машине развлекался), плыть по течению. Чуть дальше школы, не доходя до Лесной, мы свернули налево и спустились в бар. Сережа взял нам два пива, а потом мы выпили еще одно на двоих. С ним было легко и комфортно, разговоры про Арбат, болото, еще о чем-то, расслабление. Плохие ассоциации на трубочки, возможно, закрепились. Упоротые мультики на дважды два сменились одной из моих любимых анимешек, "Вторжение гигантов", и я не могла оторваться от экрана, несмотря на провокационные вопросы вроде того, что интересней: экран или живой человек? Зато я, уже подвыпившая, стала сиять улыбкой, ведь я анимешница, уж такая, какая есть. Только вот аниме я на этой неделе почти совсем не смотрела. Оно меня сейчас совсем не радует. Новое - нет. Только старое, можно в десятый раз пересматривать свои любимые сериалы, как я перечитываю любимые книги. Харитоша говорит, что занимается тем же самым. А новое не дает радости. И так сложно начать что-то читать. Мы еще возвращались домой дворами, зашли в какой-то круглосуточный магазин за халвой и кормили ею друг друга с рук. Когда вышли, в ответ на мое сетование "как же хочется курить", мне вручили сигарету, и я не стала отказываться. Это очень дерьмово, я знаю. Одна ночь по течению, будто я живу не сейчас, а несколько лет назад, поцелуи, голова, выброшенная куда-то в сторону, чтобы не мешалась, новослободский парк, в котором я когда-то занималась физкультурой, дворы вадковского переулка, в которых я никогда в жизни не была, столько лет подряд выходя на троллейбусной остановке "вадковский переулок". На подходах к дому, снова во дворах, совсем уже засыпала, а прощаясь, демонстративно оборвала поцелуй и ушла спать.

Мне не хочется писать о причинах, я слишком много о них говорю, мне не хочется писать о плохом, только о том, как я пытаюсь из этого выбраться.