Косые солнечные лучи окрашивают дома, вырастающие за окном, во все более яркие оттенки оранжевого. Я сижу на кухне, вслушиваюсь в звуки: стук часов, смех, голоса, лай собак, мягкие шины, некачественные русские машины пердят, мимо проезжают грузовики, а я про себя: «не фура», табуретки, только что скорая помощь проехала. Я дергаюсь каждый раз, когда по улице проезжает спортач. За стеной кто-то сверлит. Люди пишут про свои мечты, а мне разве важно, о чем я мечтаю? Мне важно вспомнить, научиться мечтать и сохранить это умение. Мне хочется в парки, деревья постепенно зеленеют. Я все еще люблю качели, и буду любить, наверное, даже через 10, 20, 40, 50 лет. Мне хочется утонуть в небе, в перешептывающихся листьях, в лучах солнца. У меня все еще ничего нет, да и шептаться пока некому, но скоро все вырастут. Мне хочется почитать детские книжки и много-много мифов, найдите мне ребенка, которому будет интересно меня слушать. Кто-то пишет про дом у озера вдали от цивилизации, и чтобы лес вокруг. Прекрасно, мне тоже нравится эта картина, можно даже почаще помещать себя в нее. Представлять себе осень, золотистый лес, нужно взять грабли и собирать листы. По озеру тоже плавают листья. А еще можно взять маленькое детское зеленое ведерко и пойти собирать грибы, потом отварить себе густой суп съесть три больших миски за книжкой, не заметить даже. А пока готовить – можно петь. Вокруг ни единой души, так что можно даже что-то свое, можно даже на тарабарском, как в детстве, ведь никто не услышит, можно повышать голос, учиться вытягивать те ноты, которые только громко и вытянешь. Сфальшивила, остановилась, прислушалась к затихающему где-то вдалеке эху и внезапно рассмеялась. Сначала тихо, так, хизикнула просто, а потом все громче, громче, громче, и вот я уже хохочу до рези в животе, сгибаюсь пополам и бессильно обрушиваюсь на пол, держусь за живот и продолжаю тихонько похрюкивать. Даа, думаю, видел бы меня кто сейчас. Ох, на плите же суп стоит, чуть не забыла, а ведь он уже почти готов.

Закатные лучи тем временем поднимаются все выше и выше, все больше отдают красным. А еще Настя проснулась. Сидит сейчас напротив меня и чавкает. Стараюсь не раздражаться, она ведь ребенок. Скоро все погрузится сначала в сумрак, потом в темноту. Хотя о чем я, какая может быть темнота в черте города, тем более если это Москва. Фонари, машины, дома, яркий свет, смех, люди и продолжение жизни.

Я уже не знаю, что я думаю по этому поводу. Столько всего и сразу. Час назад, уже даже больше, я плакала. Я совсем отвыкла делиться своими мыслями, даже несмотря на дневник. Вести продолжаю, а мысли запираю. Их так много, хотя мне казалось, что ничего нет. Совсем. Только события, и то их надо делать, создавать, иначе совсем пусто. Оказывается не так, пусть я и записываю только обрывки, зато – настоящий поток сознания. Чаще, чаще, Полин. Сегодня были крутые качели на цепях, высокие, что даже мне сначала было страшно на них качаться, да и особо сильно я так и не разогналась. Я и так достаточно испугалась. Мимо опять проехал спортач, звуки мотора ласкают слух, но это моя глупая прихоть, как бы много я о ней не думала. Впрочем и одежда – тоже прихоть. А мама их все выполняет, балует меня. Я слишком избалованная, но что из этого дальше следует я не знаю. Странно себя чувствую, что вроде как сущий ребенок, катаюсь на качелях, визжу как маленькая, или плачу, говоря с мамой по телефону, потому что, кажется, не справилась, но вот я взрослая, я уже не помню, что было такого веселого в этих горках и площадках, не умею так просто находить себе занятие, я скорее займу мысли, чем руки и глаза. Я удивляюсь, когда они, дети, так легко находят общий язык, им даже не нужно для этого слов; мне уже не интересно прятаться от кого-то, бегать, все это в разы усложнилось, и я совсем не знаю почему. Я не знаю, когда это произошло, не знаю, хорошо это или плохо, правильно ли, нормально ли. Всего лишь делаю свои наблюдения, сравниваю себя с детьми, ищу отличия и все время вспоминаю даже не саму группу, а одно название: «когда мир был больше». Он ведь действительно был больше. Я когда-то тоже не доставала до поручней в метро, до кнопки вызова лифта, я когда-то тоже ходила в мамой за руку и еще все время просила держать меня крепко-крепко. Казалось, что если она не будет сжимать мою руку со всей силы, то обязательно выпустит ее, потеряет из виду. Когда-то машины казались монстрами, а маленькие качельки были отличным развлечением, и мне не казалось, что из стороны в сторону – это так быстро, не хотелось замедлить полет. Когда-то я тоже любила сосиски, а еще, увидев в магазине что-то, чего мне хочется, упрашивала маму, пока она мне это не покупала. Когда-то дело было именно в маме, а не в деньгах. Когда-то двор казался целым городом, а тринадцатилетние девочки – совсем взрослыми. А еще казалось, что гаражи – это высоко. О, еще один спортач проехал мимо. А крыши когда-нибудь перестанут казаться высокими? Интересно: это сейчас все острее или тогда?

Я все-таки дочитываю Властелина колец и на днях дочитаю. Уже давно решила, что следующим будет облачный атлас, но как же я уйду из этого мира, в котором мне сейчас так хорошо?

Если честно, я просто хочу домой.

Я постепенно начинаю понимать, что означает твое высказывание про логику. Что логика, мол, меня погубит, что я чересчур логична. Но мне нужно было увидеть и понять это в ком-то другом, чтобы осознать самостоятельно и сделать выводы. Ведь это правда: есть вещи, в которых для меня логика беспомощна в качестве средства доказательства чего-то, в чем я сама уверена на 100%. Вроде как я пришла логически, но каждый раз, пытаясь привести доводы, я захожу в тупики, натыкаюсь на стены, развожу руками. Кажется, Ванечка, я начинаю понимать, как ты иногда ощущаешь себя в диалогах со мной. Итак, в чем проблема? Смотрим на других, думаем что менять в себе. Не пытайся встроить чье-то мнение в свою систему, не пытайся выбрать детальки и подогнать их под себя, так ты не получишь ничего нового, не услышишь собеседника и будешь только маяться вокруг самой себя. Не важно, примешь ты внутрь чужую истину или нет, смысл общения в том, чтобы ты поняла эту истину, а не примерила ее на себя и решила, подходит или нет. Не подходит, заведомо не подходит, если это не единомышленник. А с единомышленниками хоть и приятно, но ты ведь помнишь, не особо интересно. Лучшие учителя те, кто могут показать другие углы, те стороны, которых ты сама ни за что не увидишь.

Я же какая-то, ну не то чтобы высокомерная. До тех пор, пока никто не начинает со мной разговоры на определенные темы, до тех пор пока меня не спрашивают об этих вещах, я могу разговаривать с кем угодно на равных, внимательно слушать и все будет в порядке. Если тема принципиально новая, то я становлюсь ребенком и просто впитываю, а потом уже обрабатываю так, как захочется. Нужно научится так же делать и с этим. Потому что меня выматывают стены, на которые я раз за разом наталкиваюсь. Совершенно разные люди и по возрасту и по роду деятельности, а стены одни и те же. Что же мне делать, если наталкиваясь на них я какое-то время по инерции продолжаю биться? Что мне делать, если знаний, понимания, мудрости и чего там мне хватает на то, чтобы избавиться от некоторых собственных стен, но не хватает того же знания, понимания и мудрости для того чтобы обходить чужие, а если я и пытаюсь обойти, то чувствую себя на ступень, если не больше, выше. Нужно научиться не быть высокомерной, потому что чувствуя себя выше на деле я опускаю себя значительно ниже своего собеседника. Умом я понимаю, что нужно сделать, я понимаю, что нужно искать мудрость внутри, что нужно научиться как-то все-таки преодолевать свои внутренние барьеры, а не окружающих. Еще раз: практика доказала, что когда знания хотят перейти, то все барьеры снимаются, ничего преодолевать уже не нужно и все проще простого. Достаточно пары слов, они будут кстати.

Я все еще не знаю «как» мне это сделать, я не вижу путей. Мир замыкается внутри тебя, любые чужие барьеры, которые ты видишь, это твои собственные барьеры, любые недостатки, которые ты видишь в других, это отражение твоих собственных недостатков. Понимание чужой глупости или ограниченности ставит тебя ниже, а не выше, ведь ты видишь свою собственную глупость и ограниченность, смеешься над ней и кажешься себе мудрой. До тех пор, пока внутри останутся стены, до тех пор, пока ты не разберешься с тем, что там, а не в диалогах, все останется по-прежнему. А теперь слушай внимательно и учись, вот единственный совет, единственная дорога, которую я вижу и могу предложить сейчас: каждый раз, когда ты говоришь с кем-то, забывай кто ты есть, забывай логику, которой пользовалась, забывай пути, которые уже прошла, лестницы, которые уже преодолела, и становись тем, с кем ты. Это ты уже неплохо умеешь делать, но становясь другой ты смеешься. Не смейся, отдавайся этому полностью, и черноты, которая ест тебя, станет меньше. Перечеркивай все и начинай сначала, возможно в один из подобных разговоров ты поймешь, что и здесь была не совсем права. Никогда нельзя быть упрямым ослом, невосприимчивым к чужим словам, сколько бы уверенности не было. И даже если сейчас мне кажется, что есть какие-то вещи, которые я нашла самостоятельно и уверенность в которых непоколебима и останется таковой хоть 20 хоть 50 лет, все же не забывай: смотри, слушай, чувствуй, думай, живи.